Сибирские огни, 1974, №3

добрала волосы. Медленно сошла с крыльца. Напрягла шею. Боль из головы перешла в сердце. Небо потемнело. Обозначилась луна. Лицу стало прохладно. Анна пошла к шарыгинской бане. Ее окликнул охранник: — Куда надо? Чего шляешься? — Ночевать я. Ночую тут. — В бане? Врать-то! Анна, боясь в разговоре потерять решимость задуманного, отошла от охранника, пошла в тени вдоль забора. Закрыла белеющий вырез на груди, оглянулась. Охранник стоял у окна и при свете лампы, зажженной на столе у Степачева, делал самокрутку. Она перелезла через забор и поползла по борозде. Шум раздался от конторы. Анна замерла. Тихо стрекотал кузнечик, да далеко, у Вятки, кричал дергач. «Если выловят, так хоть пусть в новом платье»,— подумала Анна. Она встала. В окошечке бани горел свет. Анна подумала, что это она сама днем в беспамятстве за ­ ж гла коцтилку, подошла. Дернула дверь, та не поддалась. Анна нащупала мокрый от росы замок, испугалась, подошла к окошку и сбоку заглянула. Изнутри к стеклу приблизилось темное, мерцающее по краям лицо. 25 Захар Шарыгин приготовил Степачеву две постели. На выбор. Одну — в горнице на железной, городской кровати, другую — в сенях, на деревянной. Степачев сидел, листал бумаги, изъятые в конторе. — Это самое...— начал Захар и подождал, когда Степачев подымет голову.— З н а­ чит, сами решайте, где ляжете, тут или на холодке. — Сам оде? — Так ведь как,— Захар заторопился.— Р аз уж я сказал насчет лошадей-то, они на хуторе, так пригнать надо. — Что ж, верно, давай. — Живой ногой! — обрадовался Захар, но все-таки п оплакался:— Проньке-то что. Не своих от сердца отрывать. Еще и выламывается. Степачев усмехнулся: — С тебя две, а с него двадцать. Разница? Возьми, если надо, сопровождающего'. Не надо? Коня возьми, чтоб быстрее. — Вот спасибо! — Чего это в твоей конюшне керосином воняет? — Пролил, — нашелся Захар, — бутыль ногой задел. — A-а. Я думал, спалить тебя хотели. Степачев потянулся. Бумаги были неинтересными, старыми по времени: донесения о прохождении арестантских команд; расписания движения грузовых обозов; жалобы на дорожные артели; зимние и летние нормы фуража на легковую и обозную лошадь; за­ явка кузнеца на полосовое железо; просьба какого-то ямщика выдать тулуп, так как старый «вытерся до кожи, что и вовсе не в счет»... — Живи, Шарыгин,— сказал Степачев,— плодись и размножайся. Живуч ты, а не боец! Бойцы гибнут — Шарыпины живут. Богу молюсь за ваше дело,— с чувством произнес Захар и покосился на ико­ ны. Л ампадка не горела. Но не .от спички ж е ее зажигать,— Богу молюсь. Я ведь не П/ран, я лошадок приведу,— затянул он свое. — А куда ты денешься, приведешь. А нет, перед уходом петушка пустим, клопов сжечь. Клопы-то есть? — В сенцах спите,— уклончиво ответил хозяин. Степачев отвернулся, выкрутил побольше фитиль. «Керосин не ж алеет,— отметил про себя Шарыгин, — стекло за час закоптил. Скорей бы уезжали», — подумал онг выходя. Он был рад, что отдает заразных коней. То, что зараза может перекинуться на сте-