Сибирские огни, 1974, №3

Степачев ушел. Шатунов понял, что то, о чем он думает, ему некому сказать. Ду­ мал он о пустыре на месте своего дома, о сумасшедшей жене. Теперь служба у Степа- чева казалась ненужной, тягостной, ничего не сулившей. А так как все последнее вре­ мя он только ею и занимался, она стала его жизнью. И то, что она бессмысленна, он начал понимать только здесь. А как жить? Не у кого было искать совета. Ни с Заха­ ром, ни с Проном ему не о чем было разговаривать, нечего вспомнить. Прон с мало­ летства был в извозе, Захарка всегда с отцом на трехпоставной мельнице, а он, Иван, вечно торчал у этапной. Гнали по тракту часто, все больше уголовников, бритоголо­ вых, бородатых мужиков. Они весело матерщинничали, делились друг с другом и кон­ войными тем, что им подавали из жалости. Иван крал для них яйца и старался украсть побольше. Раз он хотел дать яиц политическому и похвалился, что спер яйца у ма­ тери. Политический сказал, что красть нехорошо. Уголовники захохотали над ним, посмеялся и Иван. И больше к политическим не подходил, считая их дураками. Как же ругать воровство, если все кругом крадут? Потом, когда сам Иван был на каторге, он увидел, что как раз политические-то дружнее уголовников: уголовники из-за куска хле­ ба, из-за удобного места на нарах могли зарезать. Но все равно Иван презирал поли­ тических, считающих воровство нехорошим, но судимых наравне с ворами и бандитами. Степачев, проходя мимо охранника, бодро спросил: — Ну, как? — Так точно! — ответил охранник. — Что из дома пишут? — Ничего не пишут, баба неграмотная, а криком не достичь,— отрапортовал ох­ ранник, не меняя вытяжки. — Ничего, ничего,— успокоил Степачев.— Кончим, и сразу к ней. «Что кончим­ те?» —подумал он. — Слушаюсь,— ответил охранник, угадывая, что можно без опаски расслабиться перед начальством. — Корова есть, сметана своя? — говорил Степачев, злясь на себя за начатый пу­ стой разговор. — Есть-то есть,— сказал охранник и полез чесать затылок, превратись сразу из солдата в мужика. Степачев понял, что теперь начнутся обычные жалобы на жизнь, выслушивать ко­ торые он устал, а уничтожить их причину оказывался не в состоянии. — Как думаешь, ведро будет? — спросил он. Охранник посмотрел почему-то на хромовые сапоги Степачева, потом на небо. — Что бог даст, так и будет. 17 Жеребец потянул к колоде, в которой степачевцы днем поили лошадей. Яков под­ дался жеребцу и свернул. Прон сел на колоду и смотрел, как Яков отцепляет ведро и перебирает веревку. Ведро шлепнулось дном в воду, Яков дернул веревку, подсек ведро. Подождал, пока оно утонет. Противовес журавля задрался выше деревьев. Ведро вынырнуло до сере­ дины и снова погрузилось. Вода в колодце тяжело качнулась. Яков, стараясь не задеть венцов сруба, потянул ведро вверх. Уровень воды в колодце быстро поднялся до преж­ него: работали родники. Яков вылил ведро в колоду. Жеребец загремел мундштуком. — Чего на мокром сидишь? — Не сдохну.— Прон пошевелился,— Эх, Яшка, Яшка, как меня захомутали! — Какая власть, такая и масть,— ответил Яков. От избы напротив подбежал к ним мальчишка с ведром, босой, в белой рубашке. — Дядь Яш, достань водички. — А мать чего сама за водой не ходит?