Сибирские огни, 1974, №3
Шатунов, щурясь, прикурил. Папироса разгорелась, уголек потух. — Что он, с твоей бабой спал? С моей нет, с твоей, врать не хочу, не знаю,— проронил Захар, собирая мясо с тарелок и сбрасывая обратно в чугунок. Шатунов ткнул папиросой в стол. Искры разбрызгались по столу) упали на пол. Захар подскочил, притопнул искры на половике. А кто твою Анну вез последний раз перед тем, как она тронулась, кто? Та-а-к, Шатунов пощелкал крышкой портсигара.— Ноги выдерну, не боишься? Захар выдержал его взгляд. Не выдернешь. В доме принимаю, коней вам отдаю, овса, разве это не в зачет? А жену твою поил, кормил, как чувствовал, что ты живой. Она без тебя задницей не виляла, потачки не давала, ее вины нет. А тебе доверился по-божески, не от лампады прикуриваешь. Прикурю.— Шатунов в самом деле встал, потянулся новой папироской к огонь ку под иконами, но неосторожно, лампада потухла. Грех ведь,— попрекнул Захар.— Это ты бы у Якова так прикурил, он бы... Хоть он, может, чего тебе и наплел. Замах хуже удара,— сказал Шатунов.— Договаривай. Захар посмотрел в окно. Степачев и братья Толмачевы стояли возле жеребца. Степачев был и нет, а ты наш, вятский, мне именно своему лучше хорошее сделать. — У тебя жила Анна? У меня. Не в горнице, конечно, но и не на мосту. — В бане. Все, глядишь, в тепле спала. Не на охвостьях. Да в избу помести, сплетен не оберешься. — Дом мой кто раскатал? Захар, давно ждавший этот вопрос, ответил: — Опекунский совет. Шатунов снял ремень, свернул его тугим кольцом, положил на лавку. Ремень дрогнул, расслабился. — Куда увезли? — Шатунов достал новую папироску. «Сказал Яков или не сказал? Сказал или нет? Вынеси, господи!» — Кто их знает. — Анна где? — У Якова. — Председатель,-значит, добирался до моего дома? Захар из последних сил напрягся и равнодушно ответил: — Как не добирался. Говорил: дом дезертира надо с молотка пустить. В пользу новой власти. И Прон с Яшкой ему поддакивали. 16 Теплый и тихий к вечеру день кончался. Степачев, как будто ничего не было до этого, расспрашивал Прона, как тот вез Столыпина. Прон, неохотно рассказав, сам напомнил о разговоре: — Значит, так. При вас объявляю Якову: пойдешь, чтоб к завтрему были с ло шадьми. Слышь, Яков? Яков, которому вместо жеребца пообещали стреляную (раненую) лошадь, молча горевал. Он вздрогнул и закивал головой. — Я и вас не держу, Прон Яковлевич-. Для скорости действуйте и сами тоже. Значит, было семь троек? Как тебя? Эй! — обратился он к Сеньке. Тот подбежал. Сколько было ямщиков? — В два десятка складешь,— ответил за Сеньку Прон. — Верно? — спросил Степачев Сеньку.— Язык проглотил? — повысил он голос.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2