Сибирские огни, 1974, №3
— По деревням. — Ты увел их у властей. Ишь, цыган какой,— кивнул он Захару на Прона.— Украл у государства. Другого слова нет. — Так вы бы забрали. — Сравнил. Частная лавочка или свобода народа. Выходит, у вас корысть-то, гражданин Толмачев! — Это ведь, Прон Яковлевич, для нас,— вставил Шарыгин. — Какая лавочка? — осерчал Прон.— Я что, себе их брал? — Я тоже не себе,— поставил точку Степачев.— Я кофе мог бы попивать, «Ниву» листать, нет, я здесь,— грозно глянул на Прона.— Давай не будем чикаться. Или лоша ди, или... Прон невольно усмехнулся: — Значит, и там, и тут. — При понятых заявляешь, что лошади отобраны мною насильно. Потерпевших Советская власть прощает. — Я в понятые пойду,— вызвался Захар.— Бояться тебе, Прон, нечего. — Ты отдаешь своих лошадей? — повернулся к нему Прон. — Отдаст,— ответил Степачев за Захара. Прон пошевелил пальцами больной ноги. Боль сказалась. — Разве они под седло, наши лошади. Из сохи да в извоз. Шутка в деле! Из пос ледних жил вытягивались, под седло! — Не прибедняться! — Нищеватей ямщиков человека нет, у ямщиков ведь ни дому, ни лому, дело известное. Степачев смотрел на Прона, как бы говоря: ври дальше. Прон встретился с ним взглядом. Они смотрели друг на друга: Степачев по-преж нему иронически, Прон беззащитно. Чтоб сменить выражение взгляда, Степачеву при шлось бы мигнуть, а мигать ему не хотелось. Он был уверен, что Прон отведет гла за. Только Прону ли мигать, если щурился он лишь от ветра да в грозу от молнии. Степачев, чувствуя, что вот-вот глаза его заслезятся) сощурился и злобно сказал: — Ишь, сирота! Добром не отдашь, сами возьмем.— Встал, развел руками: — Мо лись богу. — Где жена? — спросил Прон. — Будут лошади, встретишься. Нет, тоже встретишься. У стены. Попа звать не бу дем, сам ее и отсоборуешь. «Сука ты, сука»,— подумал Прон. Тоже встал. Лавка выпрямилась. — Лошади нужны к утру. — Что ж,— сказал на это Прон.— Я пойду. — Не задерживаю. Нога уже не болела, когда он ступил на нее. Степачев сказал вдогонку: — Я не. умею шутить. — Какие уж шутки,— ответил Прон, не оглядываясь, толчком открывая дверь. От двери снаружи отскочил Иван Шатунов. На улице было теплее, чем в избе. Под ногами ощутились нагретые доски. Прон спустился с крыльца, прошел мимо Сеньки. Степачев открыл окно: — Кстати, Толмачев(— неужели тебя мой сын Анатолий не убедил? Вместе ж сидели. — Не убедил,— ответил Прон. Внутри у него екнуло, стало тоскливо и пусто. — Жаль. Он неплохой агитатор. Мог бы отцу и помочь. Не зря же я его посы лал сюда. «Вот так вот»,— сказал себе Прон и пошагал к дому брата. — Деваться ему некуда,— сказал Степачев. Снял гимнастерку, повесил досуши ваться.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2