Сибирские огни, 1974, №3

ямщика,— начаЛ рассуждать Степачев.— Нет человека, везшего надежду России Сто­ лыпина. Нет! Где он? Где?! — крикнул Степачев. «Ей-богу, ненормальный,— подумал Прон.— Сын спокойнее. Да сын ли?» — А он здесь! — Степачев ткнул пальцем в Прона.— А лошадушек! — погрозил Прону,— распустил! — К столу, к столу,— заторопился Захар. — Да! — встряхнулся Степачев.— Выпьем. Выпьем за прозрение заблудших, за еди­ нение, за русского мужика, за русский штык! За пастыря над паствой. Захар устал держать стакан поднятым. Да и выпить хотелось. — Ваше превосходительство... «Ого, с кем сижу»,— усмехнулся про себя Прон. — Никаких превосходительств,— отрубил Степачев.— Единственное хорошее в новой власти — отмена званий и сословий. Все граждане. Ты гражданин, Толмачев, и я гражданин. «А кто пастырь?» — подумал Прон. — Я тоже гражданин, это я к тому, что стакан долго держать — рука отсохнет, оправдался Шарыгин.— Старики баяли. Степачев взял в левую руку срезок хлеба. — Вот за это большое дело я и предлагаю выпить. «За какое?» — размышлял Прон, а вслух сказал: — За большие дела не вначале выпивают, а после. Степачев сжал рукой хлеб. — Брезгуешь выпить со мной? — Да ведь как говорится: договорись на берегу, потом лезь в реку. Зачем-то звали, а не пойму. Степачев медленно выпустил хлеб из руки. Ломоть потихоньку расправлялся. — Поговорим,— сказал он совершенно другим тоном, спокойно.— Тебя Советская власть, считаю по пальцам,— Степачев действительно стал загибать пальцы,— за срыв почтовых перевозок, за ликвидацию курьерской связи, за роспуск ямщицкой команды... Хватит? Тебя за это на Соловки. А то и к стенке. У большевиков это быстро. Раз-два и... Слушаешь? Прон кивнул. — Я твои действия одобряю. Не ты, так как знать, нас могли бы встретить и не хлебом-солью. Я не понимаю только, зачем ты распустил свою команду. Вооружать­ ся и бить их, бить сволочей и гнать. В кнуты! Сквозь строй! Я предлагаю: ты собираешь своих орлов и присоединяешься ко мне. Или... присоединяешься? — Прон, хмурясь, мол­ чал,— Тогда другой путь. Мне... нашему общему делу нужны лошади.— «Вот оно»,— подумал Прон.— Под седло. Обозных у меня хватает. Или ты со мной, или лошади, и мы полюбовно расходимся. Третьего предложить не могу. Думай. Прон качнул головой, помогая этим себе заговорить, и заговорил, не отвечая прямо на условия, а объясняя, почему эти условия невыполнимы: — Никакой команды у меня не было. Ликвидация! Экое вы слово. Пахать надо. Разве кто с ямщиками говорит, это вам спасибо, уважительно беседуете. А то садятся, ткнут в спину — пошел! Туда-сюда по тракту и конца-края нет. Накипело. Конечно, везешь: служба, и деньги платят, а все на свою голову. — Верно,— подыграл Степачев.— Только мы вдаемся в интересы крестьянства. Прон, увидев, что Степачев в любом случае повернет разговор в свою пользу, за­ молчал. Степачев же, думая, что Прону больше нечего сказать, хлопнул его по плечу. — Мы прекратим подобные вещи! — Пора, пора!— обрадовался Захар. — Итак? — спросил Степачев. — Лошади не мои,— ответил Прон. — Мы дадим расписки,— гарантия возврата. — Чужим добром разве корыстятся? — вырвалось у Прона. — Дорогой друг-приятель,— насмешливо перебил Степачев,— не хотел говорить, а придется. Вы ведь не своих лошадей увели. Сколько было их, казенных? — Семь троек,— неохотно ответил Прон. — Верно, не врешь, семь. Так где они?