Сибирские огни, 1974, №3

вспомнить псалом «Варвара — невеста Христова», но не вспомнила, вместо этого тороп­ ливо залепетала другой, боясь почему-то говорить громко: «Молитеся вы, грехом тяго­ щенные, давно я молитв ваших жду и, покаянной слезой орошенных, услышу я вас и приду...». Анька замерла, вслушалась — тихо. И все равно шепотом продолжала: «...Не оставь же нас, матерь любимая, молитве тебя вразуми. С верою теплой, тебе возноси­ мою, моления грешной прими...». 14 Степачев, увидевший в окно Шатунова и Прона, подскочил 'к печке, сдернул с че­ ренка ухвата еще волглую гимнастерку, надел, перехлестнул на груди ремни портупеи. Хозяин дома Захар Шарыгин метнулся за занавеску на кухню. Вошел Прон, нагнул голову, чтоб не задеть полатей, прошагал на середину горни­ цы и выпрямился. За занавеской скрипнула половица. — Здорово, хозяева,— поздоровался Прон. — Милости прошу,— повел Степачев рукой, приглашая. Прон переступил, облегчая больную ногу. — Дом, значит, купили? Степачев непонимающе посмотрел. Прон объяснил: — Дом-то Шарыгина, а встречаете вы. — Захар Алексеич,— позвал Степачев.— Встречайте гостя.— Шарыгин вышел и, как будто всю жизнь ждал Толмачева, воскликнул: — Прон Яколич! Входи! Что ты как не родной? — Вошел уже,— ответил Прон и сел на широкую, просевшую под ним лавку. Степачев, держась учтиво, не садясь, произнес: — Хозяин не знакомит, сами познакомимся. Степачев. Тут он маленько оплошал. Не успев решить, протягивать руку или нет, он все-таки сделал ею движение, на которое Прон не ответил. Но Степачев не растерялся, схватил этой рукой стул, поднес к Прону и сел, как будто садился на коня. — Вы Тблмачев? Или Толмачёв? Прон поглядел на Степачева, но для начала вскользь, захватив взглядом и Шары­ гина. Шарыгин ушел за занавеску, зазвякал стаканами. Прон посмотрел на Степачева более внимательно — черные, немного седые волосы, короткий нос, крепкая шея — и вдруг его поразило сходство Степачева с Анатолием. «Неужто родные?» «Да не может быть, да ты что!» — сказал он себе, и все равно пришла внезапная радость: отец! сына не тронет. «А я вывернусь»,— азартно подумал он и торопливой ямщицкой скороговор­ кой заговорил: — Нам ведь что, господин проезжающий, нас хоть как назови, как говорится, что в лоб, что по лбу. Что Тблмачев, что Толмачёв.— И добавил не совсем к месту: — Из хомута да под седло. «Показалось или нет?» — продолжал раздумывать он. Степачев улыбнулся. — Нам что! — продолжал Прон.— На пряники давали бы, господин-барин, а зови хоть как. И по матушке пустят бывало — ничего! Из матери в матерь изматерят — везе-е-ошь. — Жена у тебя молодая,— сказал Степачев, наблюдая за Проном. Звяканье аа занавеской стихло. — Баба-то,— шевельнулся Прон.— Дак и я ведь не старый. — Здесь твоя женушка,— сообщил Степачев,— на тройке прикатила на муженька посмотреть. Прон, думая, что с ним шутят, поддержал шутку: — Вот бабы-то нынче, на лишний день мужика не отпустят. — Так что, что скажете? — Степачев откинулся. — О бабе-то? Что о бабе? Без нее, как без помойного ведра. — Плохо ©жене думаешь,— упрекнул Степачев.— Не хотела она ехать, под локти брали. «Неужели не дрет?» — подумал Прон.