Сибирские огни, 1974, №3

Охранник уронил ключи в мокрую траву, поднял и стал скрести ключом в замке. — За мной,— сказал Анатолий. Дверь открылась. — Пожалуйте, Прон Яковлевич,— вежливо пригласил невысокий, широкий в пле­ чах мужчина. Прон переступил порог, опираясь рукой о косяк, И увидел Сеньку. — Вы пить хотели? — подаваясь вперед, спросил мужчина. Прон узнал нищего. — Здорово, Шатунов. Днем тебя в бороде не признал. — Ты что ж, так-распротак, пить человеку не дал,— отчитал Шатунов охранника, не отвечая Прону.— Закрывай! Идемте, Прон Яковлевич. — Ему пить дайте,— сказал Прон. — Дадут,— успокоил Шатунов. Пошли. Прон хромал сбоку тропинки, оставляя в мокром подорожнике темную полосу. День все длился и длился. Крыши домов высохли, и сразу серое их серебро стало розоветь. Солнце высвечивало вершины деревьев. Как будто из середины земных деревьев вырастали другие, небесные. —?На Самсона дождь — до бабьего лета мокро,— заметил Шатунов.— Сегодня ведь Самсон? — Хорошо в дезертирах, Шатунов? — спросил Прон. — Благородием стал,— ответил тот, но так, что дал понять, чтобы Прон говорил, да не заговаривался. Сенька шел сзади и радовался, что Прон ничего плохого не сказал ему. Желая обратить на себя внимание и враз подольститься к обоим — бывшему и теперешнему — начальникам, сказал: — Прон! Поступай на службу. — Ты уж поступил, я вижу,— ответил Прон, обернувшись, он нечаянно сильно налег на больную ногу, пошатнулся. Его подхватили под руки. — Вот ведь, черти, человека не берегут,— возмутился Сенька, но прикусил язык. Шатунов поддержал Сеньку: — Виновных накажем! 13 Анька-дурочка, которую Яков, тоже узнавший ее мужа, Шатунова, посадил в своей избе под иконами, сидела и дрожала от страха. Она боялась круга, очерченного вокруг нее Яковом, и креста, положенного на порог. Просветление, которое время от времени приходило к ней, пришло и сейчас. Но если раньше она не помнила ничего, как будто засыпала в одном, а просыпалась в дру­ гом месте, и не-помнила сна, то теперь точно знала, что до того, как прояснилось в го­ лове, она приходила к Якову и ела. Все это время она сидела на лавке, поджав ноги под портяную юбку. Она слышала, как Яков рассказывал Захару Шарыгину о расстреле лошади, потом было тихо, потом мимо окон прошли кто-то двое, разговаривая между собою, и голос одного.иё них пока­ зался Аньке очень знакомым — ее пропавшего мужа. Шапка нищего, взятая утром у Якова, была с Анькой. Когда Анька явственно рас­ слышала голос мужа, она схватила шапку, принюхалась и почувствовала родной запах. Но тут же подумала, что рассудок ее снова качается, что глаза наливаются темной водой. — Млится мне, мерещится,— сказала она и поняла, что пока в своем уме. Бабы го­ ворили ей, что, сумасшедшая, она безъязычна, только мычит. — Помлилось,— повторила она, дрожа,— карзится мне.— Она отбросила шапку за круг, потому что именно в тот момент, когда она прижала шапку к Лицу, раздался го­ лос мужа. Дикая мысль, что шапка заговорила, поразила ее. Сердце забилось, спину передернуло холодом. «Свят, свят, свят!» Анька вскочила и тут же сёла — показалось, что крест на поооге шевельнулся. «Господи, благослови и пронеси»,— зашептала она. Губы дрожали, она силилась