Сибирские огни, 1974, №2

ИНАЧЕ НЕЛЬЗЯ 23 Под вечер, незадолго до того как собрались уходить, она сказала неожиданно: — Хочешь, оставайся здесь. Квартиру я тебе найду. А потом вме­ сте поедем в Казань... Хочешь?.. — но, не дав ему ответить, тут же сама возразила: — Нет, нет! Поезжай в свой Сарапул... Тебе ведь надо ехать... ты ведь очень совестливый... Поздно вечером она опять открыла ему окно. А утром проводила до околицы поселка. — Я буду писать тебе каждый день, — сказал Петр. — Пиши... Она быстро и крепко поцеловала его, оторвалась, сказала: — Ой, опаздываю!.. — и побежала... Он стоял и смотрел ей вслед... Стоял еще долго после того, как лег­ кая фигурка'в пестром платьице скрылась за поворотом улицы... Как он дошел до пристани, как дождался парохода, как доехал до ' места своего назначения, — ничего этого он потом вспомнить не мог. Од­ но осталось в памяти: бегущая Лена в пестром коротком платьице... Только что вот была, и вот уже нет ее... Он писал ей каждый день. Длинные обстоятельные письма, но в от- вет ничего не получал... Потом до него дошла весть, что зимой, перед Новым годом, Лена ' вышла замуж. За парня, с которым училась на одном курсе... т. На этом заканчивалась последняя тетрадь отцовских записок. На вопрос Бориса, не было ли еще каких записей, мать ответила не \ сразу. 0 А когда Борис повторил свой вопрос, ответила как-то не совсем в внятно: — Будем считать, что больше ничего не было... — Значит все-таки что-то было, мама? И тогда мать сказала ему, что была еще одна тетрадь, в которой отец делал время от времени свои записи и которую он взял с собой на фронт, когда уезжал из дому в последний раз, то есть ранней весной со- рок пятого года, того самого сорок пятого, в последний день которого 0 родился Борис. к Отец ушел на войну осенью сорок первого года. Он порывался на фронт с первых дней войны, но у него была бронь, — в это время он уже работал директором завода. Несколько месяцев отец обивал пороги в горкоме и военкомате и, наконец, уже в начале октября состоялся у него решающий разговор с секретарем горкома. — В последний раз прошусь по-хорошему, — сказал отец. — Не я. отпустите — самовольно уеду. j. — Не посмеешь. Партийный билет отберем, — сказал секретарь, а — Если жив останусь, после войны вернете, — возразил отец. Три года мать прожила в неусыпной тревоге, от письма до письма, я-Домой на побывку отец приехал только в конце февраля сорок пятого, как раз под праздник. Приехал после лазарета. Уже на прусской земле получил он первое за всю*войну тяжелое ранение. В отпуск был уволен на месяц, после чего должен был пройти медкомиссию. Отец пробыл до- ,м ма весь положенный ему отпуск и уехал снова на фронт... — Вот и уехал он,— рассказывала мать,— и получила я от него все- ,ie го одно письмо, а потом и похоронную. Из-под самого Берлина... Всего одиннадцать дней не хватило ему до конца войны...