Сибирские огни, 1974, №2
О ДВУХ СТИХОТВОРЕНИЯХ А. ТВАРДОВСКОГО 179 В конце концов, это 1— и та самая «ласточ ка в траншейной нише». Иловом, это — жизнь, несмотря ни на что, вечно обнов ляющаяся и вечно живущая... Вот сколько вместили в себя эти немно гочисленные строки. А между тем даже и этим, очень боль шим и важным смыслом, содержащимся в стихотворении, далеко не до конца исчер пывается его содержание. Удивляют достоверность и доверитель ность, с которой обращается «неизвестный боец» к ласточке. Л а с т о ч к а , в т р а н ш е й н о й н и ш е Ты с весны у нас ж и л а... И тут ничего не нужно ни разъяснять, ни доказывать. Да, это так и было. Так не од нажды б ы в а л о . Солдаты часто являлись, особенно когда линия фронта долго оста валась неизменной, свидетелями такого «под- селенья». Селились в траншейных нишах, особенно когда наступало затишье, ласточ ки. Видели мы и жаворонков, гнездящихся в зарослях одичавшего необработанного по ля, в трех шагах от бруствера. Было это. Бывало... Да и как было не быть: ведь привычно го пристанища часто не оказывалось на месте. Не оказалось этого пристанища и у нее, ласточки, о чем свидетельствуют стро ки того же стихотворения: Не найдя родимой крыши На п о ж а р и щ е с е ла . А уж пожарищ-то было — хоть- отбав ляй. Не столько сел, сколько пожарищ на их месте... Но вернемся к первым строчкам стихо творения. О многом говорят они, эти строч ки, солдатскому сердцу. Во-первых, о вни мательной наблюдательности «бойцё», за приметившего за многими и многими, ку да более важными и бросающимися в гла за атрибутами войны эту «ласточку в тран шейной нише». Во-вторых, о его добросер дечии и сочувствии к крылатой жиличке, потерявшей родную крышу в селе. И с тем большим доверием внимаем мы голосу этого бойца. А речь его, спокойная, и доверительная, и немного грустная, чем дальше, тем больше притягивает к себе на ше внимание, ибо все больше и больше со общает нам. И небезразличная информация эта с каж дой строкой приобретает для нас все боль шее значение. • Уже достоверно известно и автору и его лирическому герою, что устоявшееся бытйе переднего края долговременной обороны, при котором только и возможно было это добрососедство солдата и ласточки, — на кануне перемен. Добрая в дому жиличка, С к о р о мы в п е р е д у й д е м . Да, перемены э^и близки и неизбежны. Перемены, давно и долго ожидаемые, ибо они — предвестие окончательного освобож дения родной .земли от врага, предвестие, за которым стоят победа и встречи с род ным домом и родным краем, с родными и близкими. И все-таки предвидение этих перемен не заслонило еще полностью картин прежней солдатской жизни и ее уклада, не пере черкнуло мыслей о них, ибо утверждались они в солдатском сознании довольно дол го и основательно. Потому-то и слышна грусть в заключительных строчках стихо творения. С к у ч н о тебе будет, птичка, Прилетать в з а т и х ш и й д о м. Так и видишь эту птичку, прилетаю щую в нишу уже опустевшей, покинутой бойцами траншеи. На дне этой траншеи ва ляется, возможно, старая поржавевшая и наполовину залитая дождевой или талой водой каска, а за бруствером, уже порос шим травой, в тени одинокой березки, — виднеется пятиконечная фанерная звезда, воткнутая в изголовье — тоже поросшего травою — холмика. Пусто и пустынно... С к у ч н о тебе б у д е т , птичка... И хоть адресовано это « с к у чно» птич ке и как будто только' ей, относится это и к лирическому герою, имя которому — «неизвестный боец». И не потому только вырвалось это сло во «скучно» у него, что вот. он расстается с этой веселой и быстрой птичкой, которую привык видеть утром и вечером пролетаю щей мимо его ячейки, расстается с этой об житой траншеей, но еще и потому, что он знает: скорое, необходимое и долго ожи даемое им же самим расставание со всем этим само по себе еще не гарантирует с к о р о г о окончания войны, не гаранти рует скорой встречи с той жизнью, ради которой ведется эта война. На пути к ней встретится, возможно, еще не одна такая траншея и не одна такая ласточка. И не известно, как высока будет та мера труда и жертв, которые от него, бойца, потребу ются, там, впереди. Вот откуда эта грусть и это приветное слово «птичке из траншейной ниши», не вольной свидетельнице его ратной жизни, явившейся как бы из другого, довоенного мира и остающейся в новой, послевоенной жизни. А будет ли там, дойдет ли до но вой жизни, он, «неизвестный боец»? Это — неведомо ни ему, ни нам, читателям этого стихотворения... Несомненно, тем местом, из которого вы секается главная искра, озаряющая все стихотворение, являются две последние строки: Скучно тебе будет, птичка. Прилетать в затихший дом... Есть в них что-то, властно берущее за душу, грустное и вместе сладко щемящее, несмотря на некоторую тяжеловатость предпоследней строки. Ощущение этой тя желоватости возникает, мне кажется, от двух обстоятельств. Во-первых, от того, что в слове «тебе» там, где оно стоит, неиз бежно смещается ударение. И, во-вторых, от того, что соседство слов «тебе» и «бу дет» порождает на стыке их третье сло во — «бе-бу». 12 *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2