Сибирские огни, 1974, №2

152 С. ДАШКОВ В первый раз он собирался в Латвию с большим волнением: «Узнаю ли родную Ри­ гу, в которой не был с 1914 года, когда ушел на войну? Не забыл ли латышского языка?» Опасения рассеялись, как только в дверях купе показалась проводница и спросила по- латышски: «Нужен кофе или чай?» С тру­ дом сдерживая нахлынувшие чувства, торо­ пясь, Эйхе заговорил на языке отцов, языке своего детства и юности. В 1964 году Эйхе и Гевлич прожили в Латвии около трех недель. Вдыхая цели­ тельный воздух сосновых боров Рижского взморья, прошли не спеша от Майори до Меллужи, проплыли на речном теплоходе по Даугаве до Киш-озера, посетили велико­ лепный Межапарк в день лиго — националь­ ного праздника латышей, наслаждались ор­ ганной музыкой в старинном Домском собо­ ре, побывали в многочисленных музеях лат­ вийской столицы. Генрих Христофорович вспоминал старые названия улиц, парков: «Вот это Мариинская... А здесь была раньше тяжелая чугунная ограда— сюда впускали только господ офицеров»... Но лучше всего он знал и помнил рабочую окраину Риги — Задвинье. Там в революци­ онной рабочей семье он родился и вырос. И вот трамвай мчит его на другой берег Западной Двины (Даугавы). И снова ду­ шевное волнение: «Найду ли, узнаю ли место отчего крова?». Были там улицы Боль­ шая Лагерная, Цыплячья... Родители Эйхе не имели собственного дома и жили у род­ ственников либо арендовали квартиры. Во время первой мировой войны, когда немец­ кие войска подходили к Риге, Эйхе, как и многие другие латыши, эвакуировались в Россию, которая стала их второй родиной. Итак, Большая Лагерная. В старину по этой улице солдаты рижского гарнизона шли в лагеря. Теперь она сильно изменилась — по обе стороны выросли новые современные здания. Только большая ширина (в отличие от других старых рижских улиц) и булыж­ ная мостовая остались прежними. Но где же стоял тот дом, где Генрих мальчиком жил с родителями? Он не хотел никого расспрашивать. Вдвоем с Полиной Васильевной прошли по Большой Лагерной несколько раз туда и обратно. Постепенно по деталям память воскресила прежний об­ лик улицы. Дом находился вот здесь, где теперь кинотеатр, наискось — кондитерская и мясная лавка, а там сад, он уцелел и, ко­ нечно, подрос, только кажется маленьким... Все последующие годы, приезжая в Лат­ вию, Эйхе непременно навещал милые серд­ цу места. Последнюю родительскую квар­ тиру на улице Орманю, 11 особенно явственно вспомнил: «Здесь ходил трамвай, поднимаясь в горку, ход замедлял, и я, воз­ вращаясь на нем из училища, спрыгивал на ходу». Этот бревенчатый двухэтажный дом, добротно срубленный дальним родственни­ ком Эйхе, работавшим на деревообрабатыва­ ющем заводе, сохранился до сего дня. «На первом этаже в нескольких комнатах жила наша семья. Именно отсюда в 1914-м я ушел в армию. Вот кухня с окном во двор, мне мама на дорогу тут жарила котлеты...» Он стоял перед этим домом — 73-летний, высокий, почти двухметрового роста, и все еще не по годам стройный человек. Он, ко­ торый не склонял головы ни перед какими испытаниями, стоял теперь с повлажневши­ ми глазами, опираясь на большой закрытый зонт, как на саблю... Перед его мысленным взором оживало далекое минувшее, что на­ всегда уходит от каждого из нас и навсегда остается с нами. Встал из небытия отец — кормилец семьи, работавший в старой Риге на складах-амба­ рах. Мдть — красивая, педантичная, требо­ вательная и заботливая латышка. Бабушка, прививавшая внучатам должные нравствен­ ные устои... При ограниченных средствах дружные и работящие родители изо всех сил стреми­ лись дать детям приличное образование. И все же для того, чтобы завершить курс обучения в коммерческом училище, Генриху пришлось подрабатывать репетиторством, а в летние каникулы трудиться по 12 часов в день за 60-копеечную плату чернорабо­ чим на лесопильных заводах. Но вот училище окончено. Генриху Эйхе .удалось устроиться экономистом в Рижской конторе Российского акционерного пароход­ ного Общества. Персонал ее состоял из ино­ странцев, н разносторонне одаренный пытли­ вый юноша постарался на практике закре­ пить знание европейских языков, по которым у него в коммерческом училище были одни «пятерки». Двух с половиной лет службы в конторе оказалось для этого достаточно, и впоследствии Генрих Христофорович, кроме русского и латышского, свободно владел не­ мецким, английским, французским и поль­ ским языками, изучал испанский. Другой его страстью была музыка. В сво­ бодные от работы дни в квартире Эйхе зву­ чали мелодии Чайковского, Бетховена, Шо­ пена, Верди, Грига... Родные и двоюродные братья играли на пианино, гитаре, мандоли­ не. Генриху хотелось большего — постичь «душу» музыки, и он добивается поступле­ ния на заочный факультет Берлинской кон­ серватории по классу композиции. Он мог бы, при его склонностях к художест­ венному творчеству, завидном упорстве и трудолюбии, стать незаурядным музыкантом. Но... верх над всеми увлечениями взяла любовь к военному делу и физической куль­ туре. Естественную мальчишескую тягу к героическому поддерживали рассказы род­ ственников — участников русско-турецкой и русско-японской войн. В руках подростка все чаще появляются книги об англо-бур­ ской войне, о походах суворовских чудо-бо­ гатырей. Не знал он тогда, что и в его жиз­ ни будут свои, русские,. Альпы, будет переход через Чертов мост, только не в Швейцарии, а на Урале... Он начал по-суворовски готовить себя к будущим военным испытаниям. Его про­ грамма включала занятия тяЖелой и легкой атлетикой, классическую борьбу, водные процедуры, плавание... Отец поощрял эти занятия, помогавшие вырабатывать настой­ чивость, смелость, выносливость, бравую военную осанку.