Сибирские огни, 1974, №2

150 АЛЕКСАНДР СМЕРДОВ ведений, как уже говорилось, состоит в ос­ новном их элегическом мотиве и полном внутреннем слиянии на высшей точке, на вершине человеческого бытия, самосозна­ ния автора и героя, подытоживания всего пережитого и испытанного, мужественного и просветленного прощания с жизнью. «Улукиткан выбрался на скальный выступ и, усевшись на нем, долго всматривался ку­ да-то на север. Он напоминал мне обес­ крыленную птицу, отставшую от своей стаи...» «Мне грустно. В последний раз ночую я у костра с этим мудрым старцем. Видимо, это понимает и он. Мы так сроднились за эти годы, стали настолько близкими, необ­ ходимыми друг другу, что просто еще не можем представить, как разойдемся на-, всегда». Но в этом предчувствии и осмыслении неизбежности как у героя, так и у самого автора нет и тени трагической обреченности, одиночества и отторжения от всего сущест­ вующего, от людей — наоборот, в этом предвидении и ожидании конца превалиру­ ет ощущение и сознание себя неотъемле­ мой частицей великого и вечного кругообо­ рота жизни и природы. «Утро в горах. Какое это огромное, не­ постижимое для человека счастье. Как легко, привольно ему в этот час, на крыше мира, и какой он сильный тут, среди чудо­ вищных нагромождений земли, над бездна­ ми — и так близко к солнцу!» Так в творчестве советского писателя, ин- женера-геодезиста, «бывалого человека», в его по материалу документальных «запи­ сках» и внешне типичных «путевых очерках» рождаются и вырастают подлинно художе­ ственные, обобщенные образы и характеры большой социально-философской насыщен­ ности, находят выражение и воплощение значительные и животрепещущие идеи я проблемы современности. Хотя в повести «Последний костер» не раз слышатся и повторяются элегические раздумья и прощальные мотивы, трудно да­ же подумать, что Федосеев, этот неутоли­ мый жизнелюб, землепроходец и природозна- тец, мог предполагать, что его встреча и ночевка у костра на горном перевале со своим верным другом, любимым героем станет и для него самого одним из послед­ них походных биваков на его долгом на­ горном жизненном пути: трудно подумать, что так проникновенно, иногда пронзитель­ но звучащие в повести, в образе старого друга и спутника прощальные ноты, пред­ чувствие близкого ухода, расставания с жизнью, станут и его, писателя, предсмерт­ ной «исповедью»,. последним творческим взлетом и собственным реквиемом... Тогда, на' высоком кремлевском берегу Волги, в нашем уединенном общении, хотя в настроении самого Григория Анисимовича и было что-то элегическое и исповедное, за­ ставляющее вглядываться в прожитое и в приближающуюся росстань, никак нельзя бы­ ло даже подумать, что эта встреча и эта живая взаимность будут последними, про­ щальными. «Смерть меня подождет» — это было не только девизом и душевной доминантой его книг, но и самой натуры Григория Анисимо­ вича, тем источником и запасом жизненной и творческой энергии, которая постоянно из­ лучалась им, передавалась окружающим, привлекала к нему людей. Так и тогда, в Горьком, в последний час перед его отлетом в Москву, мы успели об­ говорить и обусловить множество литера­ турных, издательских дел и планов, житей­ ских, дружеских связей и забот, с заглядом, по меньшей мере, на год вперед, и даже со­ ставили «график» будущих встреч и совме­ стных путешествий. И к отъезду, оказалось, он был заблаго­ временно и полностью готов, а меня взять с собой на аэродром категорически отка­ зался: — Давай, возвращайся туда — в кремль, передай, кому надо, мой привет, объясни. Да выпейте, чтоб ни пуха ни пера... ...Через два дня и я улетел домой, в Но­ восибирск. А еще через два дня мне переда­ ли по телефону с телеграфа ошеломитель­ ную «молнию» из Москвы:. «Двадцать девятого августа скоропостиж­ но скончался Гриша. Похороны Москве вто­ рого сентября...» ...Через три десятилетия после своей пер­ вой сибирской Саянской экспедиции он сно­ ва вернулся в Саяны, к подножию пика Грандиозного — и теперь навсегда, навечно. Незадолго до своей кончины завещал он друзьям-геодезистам похоронить его прах на этой главной вершине Восточного Саяна... На перевале Иден, близ Грандиозного, над студеным и прозрачным горным озер­ ком, где когда-то горел бивачный костер и лепилась палатка геодезистов, ныне поднял­ ся геодезический тур — на восьмигранном цементно-каменном основании обелиск из алюминиевого сплава, видный далеко в ок­ руге, могущий служить топографическим знаком для геодезистов и ориентиром для, горных путников. В основании памятника замурована урна с прахом писателя, приве­ зенная из Москвы. На одной из металлических плит пьеде­ стала отлиты барельеф, даты рождения и кончины вожака землепроходцев и певца этих суровых и величавых вершин, на дру­ гой — его мужественные, сильные своей жизненной убежденностью слова: «...Карта... Как просто на нее смотреть и как не про­ сто, порою мучительно трудно создавать ее!:. В борьбе за покорение природы еще мно­ го придется пережить горестных минут тем, кому суждено вступить с нею в единобор­ ство. Но что значат трудности, если наш путь идет к коммунизму, к светлой жизни человечества!..»