Сибирские огни, 1974, №2
146 АЛЕКСАНДР СМЕРДОВ «Старик и . море» Э. Хемингуэя, появившая ся в русском переводе незадолго до неожи данной смерти ее творца.- Поразили меня удивительное сходство, общечеловеческая связь основного содержа ния этих двух повестей и образов их героев — старого труженика моря и столь же по жилого, бывалого обитателя безбрежной тайги, охотника-эвенка, связь в самых куль минационных и решающих моментах их бытия и судеб, в их отношениях с окружа ющим миром, людьми и родной природой. А в конечном счете и органического взаимо проникновения, слияния в обоих произведе ниях мыслей и чувств, переживаний и миро ощущения героев и авторов в единый и цельный образ большой' жизненной, психо логической и эмоциональной силы и вырази тельности. Притом я не знаю, как-то не заходило у нас об этом разговора,— читал ли Федосеев повесть Хемингуэя, появив шуюся в русском переводе позднее книг «Тропою испытаний» и «Смерть меня подо ждет», в которых уже сложился образ Улу- киткана. Но смею утверждать, что в послед ней повести Федосеева нет и признака внешней подражательности или явной «пере клички» между Улукитканом и Стариком, как, скажем, с арсеньевским Дерсу Узала, тайгой и морем, не говоря уже о различном понимании и решении нравственно-философ ских проблем писателями двух социальных миров. Тем не менее, в обеих книгах мы не раз встречаемся с почти аналогичными жизнен ными ситуациями, схожими переживаниями и размышлениями и героев, и авторов, осо бенно в самых критических, кризисных по ложениях, на грани жизни и смерти. И еще есть одно общее свойство, пронизывающее все содержание этих произведений, прида ющее им необычайно глубокое, я бы сказал, органное звучание, исповедальная, еще точ нее, прощальная их тональность и откровен ность, осмысление всей прожитой жизни и ожидание близкой неизбежности. Старый рыбак-кубинец, которому все чаще стали изменять рыбацкая удача, силы и сно ровка, в одиночку отправляется в море в надежде поймать-таки крупную глубоковод ную рыбу, такую, чтоб добычей этой попра вить бедственное положение, обеспечить свое существование, обеспечить себя на какое-то время. Перед этим он часто выезжал на рыбалку с соседским мальчи ком, единственно близким ему человеком, своим обществом, детской открытостью и не посредственностью просветлявшим, скраши вавшим старческое одиночество, которое Старик особенно остро и безысходно ощу щает и переживает в этот раз, когда на его крючок и наживку попадается действи тельно небывалой величины и мощи рыба- меч. На протяжении бесконечно долгих часов поединка с гигантской рыбой, влеку щей лодку рыбыка все дальше от берега, а затем безуспешно отбиваясь от акул, тер зающих и пожирающих его добычу, пре дельно усталый, изможденный Старик ус певает передумать всю свою жизнь, осоз нать и пережить трагичность и безысход ность своей судьбы. «Нельзя, чтобы в старости человек оста вался один,— думал он.— Однако это не избежно...» «Эх, если бы со мной был мальчик!» — то мысленно, то вслух, просветленно и раст роганно, не раз восклицает Старик, изне могая в нечеловечески тяжелой и жестокой борьбе не только с меч-рыбой и акулами, но и с морем, с противостоящей ему стихи ей окружающей природы и собственным бессилием. «Жаль, что со мной нет мальчи ка. Он бы мне помог и увидел бы все это сам...» «Хотел бы я купить себе немножко сча стья, если его где-нибудь продают... А на что его купишь? — спросил он себя.— Раз ве его купишь на потерянный гарпун, сло манный нож и покалеченные руки?» Потеряв в этом поединке с морем не только свою добычу, но и последние на дежды на счастье, истратив остатки ду шевных и физических сйл, еле живой Ста рик ценою невероятных усилий добирает ся до родного берега. «Кто же тебя победил, старик? — спро сил он себя.— Никто,— ответил он.— Про сто я слишком далеко ушел в море...» Таков конечный вывод из всего, что пе ренес и осознал Старик в самые значитель ные и решающие дни и часы его долгой и одинокой жизни, в последней, вероятно, его попытке «купить себе немножко сча стья». Он «просто слишком далеко ушел в море» — от родной земли и людей, пытал ся один противоборствовать морю, силам и стихиям природы,— и вышел из этой схватки, если не побежденным, не сдавшим ся до конца, то в состоянии полной отре шенности и безысходности. Очевидно, в этом выводе нашли свое отражение воз зрения и убеждения самого автора ■— вели кого гуманиста и романтика с противоре чивым, иногда пессимистическим, отношени ем его к действительности и человеческим судьбам. Достаточно вспомнить его «Смерть после полудня» или «По ком звонит коло кол». Когда читаешь «Последний костер», осо бенно заключительные главы повести, и взволнованно сопереживаешь вместе с ав тором трагические последние дни и часы жизни и одинокой гибели Улукиткана, не вольно возникает ощущение удивительной схожести этого характера и его проявления с хемингуэевским Стариком. Однако при этом явственно проступает й противопо ложность их, словно автор «Последнего костра» вступает в непроизвольный спор со своим великим собратом, в спор по глав ным, отправным и конечным вопросам че ловеческого бытия и миропонимания. В этом отношении мне кажется очень ха рактерным и многозначащим сопоставление почти буквально схожих по смыслу да и средствам изображения эпизодов из обеих повестей. Единоборствуя с гигантской, скрываю щейся в морской' глубине рыбой-меч, мощ но влекущей за собою его лодку, Старик так размышляет о происходящем: «Ее (рыбы. — А. С.) судьба была оста ваться в темной глубине океана, вдали от
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2