Сибирские огни, 1974, №2
134 МИХАИЛ ЧЕРНЕНОК «Кумекает, сука»...— со смесью зависти и ненависти подумал Буха рев. В это время мотор «чихнул» и заглох. Моряк пожужжал старте ром— двигатель не схватил. Еще пожужжал — молчок. Тогда моряк ре шительно вылез из кабины, откинул капот и стал копаться в двигателе. Бухарев знал капризы своего ЗИЛа. Он, тяжело нагнувшись, поднял из-под ног пусковую рукоятку, задумчиво посмотрел на нее, решая, ска зать или не сказать моряку? И вдруг перед глазами, будто наяву, от крылся коричневый чемодан, забитый плотными пачками десятирубле вок. Обертки на пачках начали лопаться, и десятки, как багровые осен ние листья, усыпали кузов машины... — Техника...— зайдя за спину моряка, прохрипел Бухарев. Моряк не обернулся. Бухарев смутно различил в темноте его серый затылок, взмахнул рукой и изо всех сил ударил пусковой рукояткой по серому пятну. Тупо соображая, обшарил карманы моряка, взвалил труп на плечо и понес от дорога. Спрятав его под копной соломы, вернулся к машине, вручную завел двигатель и на всей скорости погнал ЗИЛ по скользкой, раскисшей от дождя дороге. Надсадно выл двигатель, свет от фар метался в мутном месиве воды и грязи. От напряжения пересохло во рту. На одном из поворотов фары вырвали из темноты почерневший домик культстана, около него трактор «Беларусь». Бухарев вспомнил, что у культстана есть колодец — заправ лял как-то здесь водой машину. Затормозив, тяжело вылез из кабины, шатаясь, подошел к колодцу и зачерпнул полную-бадью. Вода пахла затх лостью, но Бухарев пил ее жадными крупными глотками, как загнанная до предела лошадь. Напившись, оглянулся. По спине пробежали мураш ки— показалось, в кабине трактора кто-то шевельнулся. Медленно, будто готовясь к прыжку, подошел к трактору, заглянул в кабину и облегченно вздохнул. Там прятался от дождя культстановский кот. На глаза попал ся разводной ключ. Словно мстя за испуг, Бухарев взял ключ и, не раз махиваясь, шмякнул кота по голове. Выждав несколько секунд, поднял за шерсть обмякшее тело, бросил в бадью и столкнул ее в колодец. По смотрел на ключ, сунул под сиденье в свою машину и нажал на стартер. Было за полночь. В культстане словно все вымерло. Страх расплаты наступил на следующий день. В коричневом чемо дане никаких десятирублевок, перевязанных в пачки, не оказалось. Всем его содержимым были женские туфли-лакировки, голубая косынка с якорьками да дешевое матросское тряпье. Не было десяток и среди де нег, взятых из карманов. Всего-то их набралось мелкой купюрой около пятидесяти рублей. Видно, из десяток моряк отдал тогда на вокзале пос леднюю. Единственной ценностью был серебряный портсигар с дарст венной надписью. Вспомнились слова Графа, сказанные как-то в лагере после очередного воскресного чифира: «Гриня, твоя судьба написана крупными буквами на твоем выразительном дегенеративном лице. Ты или пожизненно будешь таскать лагерные параши, или от Российской Федерации получишь именную пулю за убийство ни в чем не повинного порядочного человека. Почему? Потому, Гриня, что из-за примитивного устройства своего мыслительного аппарата ты, наверняка, рано или поздно укокошишь человека за малюсенькую копейку, которой тебе не будет хватать, чтобы купить билет в трамвае. Я редко ошибаюсь, Гриня». Предсказание Графа сбывалось. «Из-за несчастных пятидесяти руб лей, дурацкого портсигара и копеечного матросского тряпья пойти на «мокрое» дело, за которое корячится «вышка»... Ну откуда, в самом деле, у матроса могли появиться пять тысяч? Да если б они и были, разве по вез он их в чемодане, разве бросил бы так небрежно чемодан в ку- йов...» — мрачно размышлял Бухарев и не находил места. Он знал: со
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2