Сибирские огни, 1974, №1

У книжной полки В. Слипенчук. Освещенный минутой. По­ весть и рассказы, Барнаул, Алт. кн. изд., 1973. «Я спрыгиваю с грузовика и бегу к род­ нику... Солнце бушует над головой, и томитель­ ный сок жизни течет в воздухе. Тайга дур­ манит голову. Море цветов кружит меня. Мухоморы сидят на влажном песке и пьют воду. Родник смеется, и солнце звенит в корнях деревьев...». Так открывается жизнь Валерию Губки­ ну, герою рассказа «Начало» из книжки В. Слипенчука «Освещенный минутой». Сем­ надцатилетний человек кричит тайге и всему миру: «Я-я ге-о-лог!» В следующих рассказах он мог бы так же радостно кричать: «Я тракторист!», «Я бригадир!», «Я матрос!» А мог бы крик­ нуть: «Я человек!», и это звучало бы не только гордо, но и радостно. И справедли­ во. Даж е, если бы это крикнул школьник Валерий в повести «Смеющийся пупсик». Потому что и в этой, «школьной», повести герой — уже сложившийся характер. Это очень справедливый, чистый, добрый, ис­ кренний, порывистый, твердый мальчишка, делающий все, я бы сказал, во всю шири­ ну души. И от первой до последней стра­ ницы книжки нас не оставляет ощущение, что рядом с нами — добрый, внутренне красивый юный человек. Это вовсе не зн а­ чит, что автор прилизывает или глянцует жизнь, в которой много еще и трудного, и сурового, и трагичного. Или что Валерий Губкин ■— прекраснодушный созерцатель. Конечно, как и полагается романтику, В а­ лерий немножко фантазер. И любит краси­ вое. Он может увидеть, например, как «ночь считала звезды. Иногда она их сби­ вала, и тогда крупные, как яблоки, они па­ дали в тайгу» («Возвращение»). В том ж е рассказе видит Губкин и дру­ гое: «На траве леж ал комок изорванного, окровавленного, перепутаинпго с тряпьем человеческого страдания. Комок вздраги­ вал. Мочалин, осторожно отдирая лоскуты тряпок и кожи, причитал: — Матюша, умереть не дам. Не дам, Матюша». Отсюда — сила боли за людей, сила от­ ветственности за тех, кому, может быть, так ж е плохо, как тебе. Матвей, заблудив­ шийся в тайге, спасся, придя на звуковой маяк — на звуки выстрелов. И вечером, весь перебинтованный, как привидение, вы­ лез он из палатки. Мочалин его поддержи­ вал. « — Стреляй, Матюша, в воздух, стре­ ляй — может, и правда кто-нибудь еще блудит. Матвей выстрелил три раза и отдал ружье. — Хватит, надо беречь патроны». Губкин идет, ни от чего не уклоняясь, через эту жизнь, впитывает, вбирает в се­ бя ее —• прекрасную, жестокую, трудную. И пусть после работы «трюм вздрагивает от ударов сердца и пар человеческих тел осыпается со спецовок солью», пусть снит­ ся, будто вот-вот грохнется кормовой мос­ тик («я тороплюсь, разбивая колени и пальцы в кровь. Санька подает мне руку, и тут волна, огромная, как бы высвеченная изнутри. Я теряю равновесие... — Валер, Валер, повернись... Стонешь, спасу нет. — Понимаешь, приснилось, с кормового мостика... летел»). Как приятно после это­ го услышать многозначное: « — Это хоро­ шо, это ты растешь». Впрочем, чтобы рассказать обо всем, чем так радует знакомство с Валерием Губ­ киным, пришлось бы процитировать доб­ рую половину этой первой самостоятель­ ной книжки 32-летнего писателя Виктора Слипенчука, еще недавно выступавшего автором экспрессивных, емких, искренних стихов. Как прежде в стихах, так и теперь в прозе мы с первой до последней страницы слышим рвущийся из глубины души голос рассказчика — голос человека, переполнен­ ного желанием поделиться с людьми свои­ ми интересными жизненными впечатления­ ми. Валерий Губкин пишет в своем дневни­ ке: «Оно ж е всегда радостно, когда сам поймешь что-нибудь большое и другому объяснишь и он тоже поймет». На первый взгляд, содержание повести не совсем соответствует этим словам, вы­ несенным в ее эпиграф. Ведь сюжет ее со­ держит много драматичного. Вслед за р а­ достью чистой юношеской любви и дружбы Валерий узнает о гибели отца любимой де­ вушки, о грязной подозрительности высо­ комерной Светланиной тетки, доводящей девушку до попытки самоубийства, сталки­ вается с непониманием и черствостью взро­ слых. Но не в этом итог открытия, итог первых жизненных испытаний, а в том, что Валерия и Светлану поняли и дру­ зья в классе, и отец Валерия, и мать Све­ ты. И Валерий понял, что уж е никакие пре­ грады не могут теперь остановить его на пути к — живой ли еще? — Свете. Когда погибает отец Светы, Валерий от­ крывает для себя: «С каж дой потерей на земле меньше любви для кого-то». Но по-