Сибирские огни, 1974, №1

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАБОТЫ СЕРГЕЯ ЗАЛЫГИНА 167 красивое и пропорциональное дерево, не су­ ществующее в природе, это всего лишь «уга­ данный нами замысел природы, ее норма в идеале». Особенность позиции Чехова в том, что вся его ф антазия сосредоточена «в не­ обычном до сих пор направлении — не к ис­ ключительности, а к норме, к тому замыслу природы, который она сама не сумела осу­ ществить». С этого довольно ясного момента и начи­ наются залыгинские «туманности». Первая. «Гений нормы» — результат усложненности века, его множественности: «количество людей удваивалось, утраива­ лось, и вот уж е слишком много стало чело­ веческой истории»: «много событий», «мно­ го техники и наук», «много отношений м еж ­ ду людьми —■личных, общественных, соци­ альных, национальных, религиозных...». Н а ­ лицо историческая обусловленность искус­ ства Чехова, зашифрованная автором . Вторая. В неизбежном взаимодействии жизни и искусства следует отдать предпоч­ тение в условиях усложненности и множе­ ственности искусству нормы, так как норма, будучи обращена к материалу повседневно­ му, массовому, «тоньше, спокойнее разли­ чает... бунт искусства против консерватизма жизни и против консерватизма своего соб­ ственного», «и легче, и точнее, и незлоби­ вее, чем исключения друг у друга, учится у всех них, у нее точнее и объективнее от­ бор, она чаще сдерж ивает себя, реж е и оп­ рятнее отвергает», «героическое ей слишком просто свести к повседневности, зато в по­ вседневности она способна увидеть ту зн а­ чительность, которой с легкостью пренебре­ гает романтик». Бунт против консерватизма жизни и са­ мого искусства, столкновения берутся как нечто само собой разумеющееся, без чего немыслимо искусство. Здесь все направлено, против сладкописи, льстивости, помпезности, здесь звучит непременное требование к ис­ кусству — быть объективным и морально чистым, опрятным, а в этом «зато» — целая программа: и сегодня чрезвычайно важно в повседневном увидеть значительное, уло­ вить «тревогу естественности за искусство, искусства — за естественность», понять, что твоим «полномочным представителем» я в ­ ляется «не идеальный герой и не герой, иде­ ально выражающий мысли автора», а само искусство, в котором «каждый и слышит обращение искусства к нему, как к челове­ ку, как к человечеству». К аждый — в этом суть дела, ибо само назначение искусства, как его понимает Чехов, «и позволяет ему каж дого включить во всеобщий процесс мед­ ленного рождения человека и человечества». Чехов естественно вписывается в катего­ рии современных требований, обусловлен­ ных рождением такого явления, как челове­ чество, того самого «множества», о котором настойчиво говорит С. Залыгин. Чеховское искусство потому так созвучно нашим сего­ дняшним борениям и сомнениям, что оно действительно обращено к каж дому из мно­ ж еств и что, «подвергая сомнению мир, оно... не могло сделать исключения длй са ­ мого себя, порожденного тем ж е то и дело сомнительным миром». Подвергать сомнению и самого себя — это опять-таки на редкость своевременная мысль, позволяющ ая поразмышлять и'ад жгучим вопросом: а не есть ли это опреде­ ление, по контрасту, одного из’ существен­ ных пороков того нашего искусства, кото­ рое то и дело демонстрирует свою уверен­ ность в том, что лишь оно владеет непрере­ каемой истиной? Сколько уж е таких бес­ спорных произведений кануло бесследно в Лету! Таким образом, какого бы вопроса ни к а ­ сался С. Залыгин, он у него непременно сопрягается с современным пониманием н а­ значения, цели и формы искусства. Широк диапазон литературных забот С. Залыгина, высок профессиональный у ро­ вень мастерства Залыгина-критика, значи­ телен его вклад в разработку современных теоретических проблем литературоведения и критики. И радостно сознавать, что наш современник Сергей Павлович Залыгин, пи­ сатель и ученый, во всеоружии : знаний и творческого опыта продолж ает насущно нужную сегодня плодотворную работу.