Сибирские огни, 1974, №1

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАБОТЫ СЕРГЕЯ ЗАЛЫГИНА ,163 лыгин делает ряд существенных выводов на основе своих, нередко тонких и емких по содержанию наблюдений. Их принципиаль­ ная значимость не подлежит сомнению. «Документализм,—■обобщает С. Залы ­ гин, — это еще один из путей дальнейшего развития реализма. Причем, реализма преж ­ де всего социального... В отличие от аб­ стракционизма, реализм всегда конкретен, он всегда какой-нибудь — романтический или критический, а нынче он более всего со­ циален и социалистичен... Нынешний инте­ рес к документальности это прежде всего результат нового обострения в мире проб­ лем общественно-социальных, результат со­ циального поиска». С. Залыгин пишет статью об историче­ ских поэмах Л . М артынова «Расстояние — не помеха» (1964). Конечно, они ему инте­ ресны и сами по себе, поскольку содерж а­ тельны, талантливы и касаются истории Си­ бири, которую он любит и знает. Но кроме того, С. Залыгину необходимо было выде­ лить и подчеркнуть методологическое и идейно-творческое значение для судьбы поэ­ та (а следовательно, и поэзии) это его об­ ращение к родной истории: «История — этап в творческом пути М ар­ тынова, но такой, который в немалой сте­ пени способствовал выходу его поэзии д а­ леко за рамки повседневности, который по- своему научил его загляды вать вперед. Только длинные и дальние дороги уводят в будущее. Короткие этого не делают... На путях коротких поэзия не успевает приоб­ рести способности к мышлению, она мало что успевает узнать, понять, больше фикси­ рует или забавляет, чем сознает». Великолепно! И все потому, что сам С. Залыгин хорошо владеет этим методоло­ гическим принципом — принципом научного историзма. Однако ж е все эти примеры «попаданий в яблочко» леж ат, можно сказать, на по­ верхности. С. Залыгин затрагивает и по- своему решает — теоретически и практиче­ ски — другие сложные и ныне особенно спорные проблемы. Многие критики, писавшие о романе «Южно-американский вариант», говорили о неясности авторской позиции на том осно­ вании, что она заглуш ена голосом главного героя — Ирины Викторовны Мансуровой, недостойной по свойству своего характера и мировоззрения представлять автора: «Речь повествователя почти полностью рас­ творена в потоке размышлений героини», а сам а героиня «нарочито выключена из сферы общественных дел и забот» (От ре­ дакции.— «Литературное обозрение», 1973, № 6, с. 43). М ежду тем, как уж е говорилось, Ирина Викторовна не столь прямолинейно одно­ значна. Но дело не в этом. Применительно К новому роману С. Залыгина надо еще р а­ зобраться во взаимоотношениях автора и его героя, в способах объективизировать логику характера героини и передать чита­ телю свое отношение к ней. Некоторые по­ ложения, высказанные С. Залыгиным в статье «О художественном языке и худо­ жественном образе» (1969), помогут нам в этом. С. Залыгин, например, иронизирует над критикой, которая «сопоставляет худож е­ ственные образы, приемлет или отвергает героев в зависимости от того, что они го­ ворят по тому или иному поводу. Например, что говорят они о войне, или коллективиза­ ции, или о международном положении. Д альш е все ясно: один герой не понимал смысла событий, другой недопонимал, тре­ тий был уж е сознательным и понял все. Хвала автору, герой которого все понял!» Конечно, здесь есть сознательное заостре­ ние и даж е известного рода утрировка, так как существуют ж е произведения, в кото­ рых главное — процесс развития героя, со­ вершающийся, помимо всего прочего, через постижение каких-то явлений и событий в мире. Но совершенно точно: уловлен поверх­ ностный подход критики к некоторым про­ изведениям современной прозы, где герой обретает преимущественное право говорить не только за себя, но как бы и за автора. Ярчайшим примером того, как автор це­ ликом растворяется в слове своего героя, может служить творчество В. Шукшина. Господствует «самовыражающийся» герой и в произведениях В. Белова, В. Распутина и других близких им писателей, «На Ирты ­ ше» С. Залыгина написана в этом ж е клю­ че. Накопившийся творческий опыт потре­ бовал теоретического осмысления. «...Герой может произносить очень пра­ вильные вещи,— продолж ает свою мысль С. Залыгин,— но я отнюдь не обязательно при этом симпатизирую ему — для меня важно, кто этот герой сам по себе, кому го­ ворит и ради чего он так правильно гово­ рит. И наоборот — герой произносит слова ошибочные, а я ему — прежде всего, а не его словам,— верю. Григорий Мелехов произносит слова куда менее правильные, чем Кошевой, но Меле­ хов, а не Кошевой вызывает у меня симпа­ тию, чувство общности и понимания». Поворот мысли, как видим, несколько иной и пример убедительный. Но это лишь подступы к основному положению, которое по-новому освещает не простую проблему авторской позиции в произведениях В. Ш ук­ шина, В. Белова или С. Залыгина. Р асска­ зывая о своем опыте работы над языком Степана Ч аузова из повести «На Иртыше» и Ефрема Мещерякова из романа «Соленая Падь», устанавливая их языковую разницу в зависимости от времени и индивидуально­ го развития героя, С. Залыгин говорит еще и о неожиданном для него влиянии худо­ жественного образа на автора, о том, что отношения автора к герою «взаимны и взаи- модейственны», что существуют и «мое от­ ношение к образу» и «отношение образа ко мне». «Свое отношение к событию я знаю ,— развивает свою мысль С. Залыгин,— но для меня всегда важ но не столько «свое», сколь­ ко опосредствованное мною ж е через дру­ гую личность. Мне нужен образ для мышле­ ния, приблизительно так ж е, как нужен он актеру для исполнения, для выраж ения ce­ ll*