Сибирские огни, 1974, №1

ЗАМЕТКИ О СОВРЕМЕННОМ ЭССЕ 147 сущности и принимает в себя от сущности того, что с ним граничит». Эти соображ е­ ния особенно весомы, когда речь идет о на­ учно - художественных эссе —• их обобще­ ния расталкивают круг узких, чисто техно­ логических понятий и выводят мысль на просторы, где только и возможно достиг­ нуть единства технических, социальных и нравственных ценностей. Но, конечно же, Герцен — это «Былое и думы», вся блестящая его публицистика, по стилю своему стоявшая особняком в истории русской л и т е р а т у р ы , но ока­ завш ая на нее огромное влияние. Гранди­ озное здание «Былого и дум» не сведешь ни к мемуарам, ни, тем более, к эссе. Публи­ цистика Герцена стерла грань между авто­ биографией и летописью общественной жизни. Обогащенная личностью автора, она сделала решающие шаги к сближению с ху­ дожественной литературой. Герцен стал вводить в свое повествование научное, фи­ лософское и публицистическое слово, как элемент полноправного стиля, как матери­ ал, пригодный для любых художественных построений (Лидия Гинзбург «О психоло­ гической прозе». 1972). И хотя силу т а ­ ланта Герцена Белинский увидел в м о г у ­ щ е с т в е у м а (положим, это было ска­ зано по поводу беллетристики Бельтова), но проникнутая личностным духом публи­ цистика прочно связала русский очерк и эссе с художественной литературой. Во­ истину Герцен всю жизнь писал «о време­ ни и о себе». * Тургенев вошел в историю литературы и русского общества как своего рода худож ­ ник-социолог, пристально наблюдавший за русской действительностью. Он обладал ис­ ключительным даром художественного во­ площения в литературных своих героях — в Рудине, в Базарове, в т. н. «тургенев­ ских» женщинах — социальных типах, сменявших друг друга в жизни. Но в его творчестве необычайно сильна и эссеист- ская лирическая струя. Об этом свидетель- ствует серия «Литературных и житейских воспоминаний», в числе которых особое ме­ сто занимает «Белинский» и «По поводу «Отцов и детей», «Стихотворения в прозе», такие этюды, как «Довольно!» и «Призра­ ки», вызвавшие самые различные отклики современников. О близости «Дневника писателя» Д осто­ евского к эссе еще будет сказано ниже. Те­ перь ж е замечу, что перед революцией эс- сеистский ж анр в России буквально расц­ вел. Блок, Брюсов, Андрей Белый и другие поэты и прозаики (среди последних — Ме­ режковский) постоянно к нему обращались. Своеобразным явлением х у д о ж е с т ­ в е н н о й п р о з ы предреволюционной эпохи надо признать «Уединенное» и «Опавшие листья», принадлежащие перу реакционного по воззрениям Василия Ро­ занова. Он был незаурядным исследовате­ лем Достоевского, совершенным знатоком русского языка, эссеистом, публицистом, философом — своего рода предтечей евро­ пейских школ экзистенциализма и фрей­ дизма (отличающие его произведения обо­ готворение пола и мистическая чувствен­ ность — дань русскому язычеству и куль­ ту Дионисия). Но какова бы ни была пута­ ная, в основе своей идеалистическая, фило­ софия В. Розанова, он оставил свой след в русской литературе, в ж анре эссе, и не слу­ чайно М. Горький проявлял к «Уединенно­ му» серьезный интерес. * * * К ак сказано, с шестидесятых годов слово «эссе» не сходит с языка наших критиков. Однако у нас сохраняется известная насто­ роженность, если не к ж анру, то, по край­ ней мере, к термину. Сами писатели пока лишь в редчайших случаях дают своим произведениям жанровый подзаголовок эссе. Совсем недавно, уж е в 1972 году, можно было прочесть в ж урнале «Москва»: «Эссе, как отдельный ж анр, у нас не существует и вряд ли когда-нибудь привьется». Инна Гофф, которой эти слова принадлеж ат, счи­ тает, что термин «эссе» произносится все­ гда с некоторым усилием, каж ется пре­ тенциозным и многозначительным. Инна Гофф вы сказала эти свои сообра­ жения в произведении, менее всего отве­ чающем старинному словечку «Временник», который она отстаивает в противовес поза­ имствованному из-за рубеж а «эссе». Во «Временнике», этом полузабытом слове, за ­ креплен смысл как раз противоположный: это непременно четкое, объективное п о в е ­ с т в о в а н и е — летопись или хроника. Сама ж е И. Гофф написала отнюдь не летопись городка Вознесенска или Химком­ бината, вокруг которого тот расстроился. В центре повествования «Родных деревьев» оказался не Вознесенск, а сам автор, его воспоминания, его мысли о литературном труде, комментарии к выдвинутым на пер­ вый план биографическим данным об исто­ рическом писателе Ив. Л аж ечникове (о i не­ го и «Временник»), И. Гофф как раз и на­ писала на этот раз не повесть, не традици­ онный «очерк на тему», а свободное по ком­ позиции произведение, судить о котором легче, применяя критерии эссе, чем «лето­ писи» (я воздерживаюсь от общей оценки произведения, подхожу к нему со стороны его формы ). Вот из каких разнородных фрагментов сложены «Родные деревья»: личные воспоминания автора; произвольно выхваченные из истории края эпизоды; рас­ сказ о поездке во французский городок Гранвиль, про который мы только и узнаем, что Мопассан нашел в нем в с е х женщин красивыми; портретные зарисовки несколь­ ких знакомых вознесенцев, не претендую­ щие, однако, на создание «картины нравов» и т. д. Если эти разрозненные фрагменты и сводятся в некое художественное единство, то лишь с помощью эссеистского приема — концовки, раскрывающей внутреннюю тему произведения. «Есть два приема познания нового в лите­ ратуре, — пишет И. Гофф, — окрытие (на­ ходка!) и исследование. Меня больше ин­ тересует исследование. Отсюда мой интерес