Сибирские огни, 1974, №1
ФОРМУЛА ДОБЛЕСТИ 139 стые, ни красивые села, ни розы, цветущие в городских скверах. — Думаете, и меня это не трогает? — по кусывает губы Борис. Могучий, словно отлитый из красной ме ди, в синей «олимпийке», он медленно ш а гает по своей уютной горнице. Здесь много книг. — Не знакомы? — Борис берет тонень кую, как блин, бордовую книжечку. Ох, Иван я. сын Василия. Сильным был — любовь осилила. Вольным был — связали руки Две косы, как две разлуки... — Тебя свяжешь, — отзывается, хлопо ча на кухне, Тамара. — С вязала, Тамарочка! — смеется он, поглядывая в окно. Олежка — предводитель ватаги маль чишек, лазит по молоковозу, что, как двор няга, примостился у ворот. — З а Ирочку я спокоен, — говорит Б о рис, — такая деловитая, умница, рассуди тельная. Отличница. А этот, о, этот — сор ванец! Не знаю, что из него выйдет. Но с малолетства к делу приучаю: машину со мной моет, любой ключ — торцовый, раз водной, баллонный — не глядя, находит и даж е маленько управлять может. Читал я где-то: стихи, сотворенные без огня, быва ют бледнее смерти. Так и с детишками. Нельзя к ним подпускать людей с бледны ми душами. Ведь автоинспектор — и тот умно меня воспитывает. Помните, зимушка выпала года три назад? Антарктида! Вышел в рейс. Семь утра. Д авит туман. Видимость — десять метров. Температура минус 45. Ве тер — северный. На борту — две тонны мо лока. И вдруг движ ок что-то зачихал. Отк рываю капот, руки голые — сразу пальцы скрючило. Л ьдинка в бензопровод попала. Прокачал насосом, завел мотор, а тут тор моза отказали. Застыли, значит... Пошел без тормозов. Нарушение? Д а. Ответственность за последствия взял на себя: люди ждут молоко. Ни зги не видно в тумане. Ветро вое стекло — в инее. А я, открыв дверцу, хоть медленно, да1 еду. По закону ГАИ должна была меня наказать. Но обрисовал я все инспектору — он взял под козырек: «Верю, счастливого пути!». На кой мне, спрашивается, было рисковать? Гроши? Есть. Харчи? Д аж е очень хороши. Но за помнил я батин завет: «Земля возле нашей избы — не огород, не палисадник, а Роди на. Так что мы не только по Темновскому бору ходим — по всей земле, которую надо сделать лучше». Он улыбается. Вокруг синих глаз — весе лые морщинки. — Тогда-то, после конца стройки, мне, так сказать, как «королю дорог», доверили возить молоко. Нынче-то на бетонке можно потешаться. А тогда до Новосибирска — полсотни километров по сплошной грязю- ке. Но надо ж е кому-то ездить? И езжу, де лаю свои «челночные рейсы». Первый вспо минаю — мороз но спине. Осень. Дождь. Третий час ночи. Мало было тогда машин на селе — старье. О тказал дряхлый дви жок: где-то замкнуло проводку. Сбросил клемму — все равно горят провода. Залез тушить под машину и вдруг, понимаете, осела она в колее да придавила меня под ножкой. И все сильнее давит. А огонек пол зет к бензомагистрали. А вокруг — ни д у ши. Сгорю, думаю, вместе с конем! Боюсь шевельнуться — вдруг еще глубже осядет? Но все же решился — поднатужился, при поднял подножку, да рывком — назад! Выбрался. Счищаю с ватника глину и целых полчаса громко, на всю степь, ругаюсь. И понял я тогда: все эти отшельники, инди видуалисты, гордые одиночки, о которых чи тал в книгах — так себе: блохи, кривляки, человеконенавистники. Приехал утром на ферму, обнимал всех подряд. — Вот, вот, всех готов обнять, — встав ляет статная черноглазая Там ара. — Рассу дите нас — сколько уже спорим. Один бес совестный Борю в пути подвел, а он его но чевать приглашает. И еще говорит, что так надо... — Ну, а ты бы как решила? — говорит Борис.— Бросила бы человека на морозе? —■А тебя он пожалел? Однажды в конце марта Борис возвра щ ался из города домой. Грели сквозь стек ла закатные лучи, по сторонам белыми свеч ками тихо сияли на солнце березы. И з-за рощи выплывали крыши Борового. Но не говори «гоп», пока не доехал. Машина, вдруг осев на задний мост, глубоко прова лилась в промоину, затянутую вчерашним снежком. Борис, сбросив полушубок, долго копал, потом досадливо воткнул лопату в рыхлый снег. Без тягача •— не выбраться. Пошел, было, в Боровое за трактором, но услышал уверенный рык мотора и требова тельный гудок. Новенький, вчера с кон вейера, трехосный вездеход повелевал: «Сойди с дороги!». — Дерни меня, братишка, — попросил Борис, — когда-нибудь и я выручу... — Ездить, обормот, не умеешь? — свист нул из кабины тощенький мужичок. — Д а вай, позагорай, спешу я. Включив передок, обошел, заваленный на бок молоковоз и, попыхивая сизым дымком, скрылся за рощей. «Чтоб засел ты, п ара зит, на все дифера!» — в сердцах сплюнул Борис. — И оказался я колдуном, — разводит руками под тихий смех Тамары, — слышу: мотор его надрывается. Застрял! И ду в га раж , за трактором. Ребята завели «ДТ» и мне на выручку. А тот все газует, еще глуб ж е зарывается. Трактор наш увидел, бе жит, машет: «Помоги, пол-литра ставлю на радиатор!». Но тракторист и слуш ать не хо чет: «Ничего, позагорай до завтра». А мо роз-то все ядренее. «ДТ» легонько меня вы дернул, повел за собой. Плыву мимо про хиндея, а он чуть не плачет: «Вы что, сду рели? Одного меня бросаете? Вы советские люди или нет?» Видите: как прижало — сразу вспомнил, что он — советский. Сло вом, припугнули его маленько, но взяли на буксир. Куда денешь? Темнеет. Путь ему далекий. «Давай, говорю, ночуй у меня до ма». Накормили ужином, спать уложили. Утром прощаемся —■ глаз не поднимает...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2