Сибирские огни, 1974, №1
138 НИКОЛАИ МЕИСАК люди помнят «Шуйскую заимку»: его име нем назван... Я вот все езж у да о жизни раздумываю : почему, скажите, мы так нежно относимся к таким людям? Он, ви дите ли, «плевал на государство». А кто ему жизнь обеспечивает? Таких надо под струю из пожарного шланга. А кто действительно лучший работник — тех поощрять на пол ную катушку, чтоб все видели и по-хороше му завидовали. Не имеет такой человек квартиры ? Демонстративно, вне очереди предоставьте ему ее. В лучшем доме. Вне очереди продайте ему мебельный гарни тур, «Москвича», холодильник. Я бы даж е так сделал: в каж дом городе, на новом жилмассиве, выделял специальный «ком- мунгородок». И селил бы там ударников, Героев Соцтруда, лауреатов. Зачем? А чтоб люди, глядя на них, учились строить свой быт, содерж ать в чистоте дома и дво ры. Лю дям нужен образец. Ведь как бы вы, журналисты, ни превозносили человека в своих рассказах или фильмах, я полностью в него поверю, лишь узнав его в жизни, в быту, на людях. Только тогда он станет д л я меня образцом. Знаю я одного «удар ника»: на станке у него — красный вым пел. А дома — свинушник. Встретишься за столом — тошнит от его мата. Какой ж е он мне пример? Пусть хозяева таких город ков наведут у себя дома истинно комму нистический порядок, пусть их дворы будут в зелени, в цветах, пусть там все будет красиво и чисто. Ведь есть у нас под Москвой «Звездный городок». Бы вал я там, когда служил в сво ей Таманской. Людям нужен образец! Понимаете?.. «Три раза горел. Три раза был сбит. Но всегда возвращ ался в свой полк и снова садился в самолет», — эти строки из книги летчика-космонавта Георгия Берегового. Они созвучны мыслям простого шофера из приморского совхоза «Боровое». И мо ж ет он написать о себе так: «Зам ерзал в метельной степи. Горел вместе с машиной. Тонул в адскую сибирскую распутицу. Но руля не оставил. И не поменяю эту свою жизнь на виноградники и пальмы. Потому что здесь я очень нужен людям». ...Повезло пареньку с «Шумской занмки». И з седой глуши Темновского бора попал в столицу, в славную гвардейскую дивизию. Полюбили сибиряка однополчане: силен, толков, деловит. И какой-то очень н адеж ный: слово — железо. Взялся за работу, земля трясись — не сойдет с места, пока не сделает. «За рулем не ездил?» — спросили одн аж ды. «Мечтал». Д али возможность претво рить мечту в жизнь. Увольнялся уж е шо фером первого класса. «Оставайся в Моск ве,— советовали ему,— сядешь на такси или на автобус, женим тебя на москвичке, квартиру дадут: глянь, сколько домов стро ят! И станет серж ант Шумский столичным жителем, а?» Борис, покачивая головой, отшучивался: «Сколько в Москве народу — семь миллио нов? Много. А на всю Сибирь — только двадцать. Мало. Кто там дома будет стро ить? Ну, и воздух у нас повкуснее, да и по лесу ходишь — никого плечом не задева ешь». — Боровое тогда еще только фундамен ты подымало, — рассказы вал мне Борис. — Не по петухам — по стуку топоров про сыпалась деревня. Не «Волгу» с шашечка ми я получил, а рж авый, обшарпанный ле совоз. Скрипел он д а кашлял, как дед. Но что любит ребенок? Л аску. А машина — уход и смазку. Выходил я «тарикана. Н а шли мы с ним общий язык. С утра до но чи — возим по лесным дорогам бревна. Вы рубали тогда наши леса темновские под Обское море. А из сосен строили Боровое. Весело! Костры — как на цыганском табо ре. Пилы поют, и на глазах широченные улицы рождаются. И хорошо мне — всем я нужен, все еще издали кричат: «Привез лес. Боря?» Д а, уставал, конечно. Какие в бору дороги? Вьется среди сосен тропин ка — двум подводам не разойтись. А за хватит гроза — не бор, а чистая Хиросима: гром землю раскалывает. Но не подводил меня старикан! Вернешься, бывало, домой средь ночи, а утречком — опять в рейс. Он радовался: росло его Боровое. Похо жие на проспекты улицы упирались прямо в Обское море и березовые рощи. И меч тал, каким оно станет лет через двадцать: магазины каменные, дома с ваннами, и ас фальт, и розы на улицах... — Ползешь, бывало, по лесу, как жук, прицеп-то тяжелый, и мечтаешь. А вокруг — ж ивая Третьяковка. Вот солнце золотым мечом рассекает сосны. Вот клубятся на горизонте тучи: синие, черные, фиолетовые, а в них вонзаются молнии. Вот ковры цве точные: синие колокольчики, желтый дон ник, пестрые саранки. Всегда в моей каби не — цвёты. Сделал для вазочки крон штейн — с цветами веселее ездить. И так вот рейс за рейсом... — Отец, слышишь, рубит, а я отвожу? — Нет, отец тогда уж е болел. Д а и р аз ве поднял бы он топор на свои дубравы? И сердце-то у него от тоски разорвалось: т а кой бор свели, один хвостик оставили! А что теперь? Турист его добивает, море, что ни шторм — отламывает кусок берега с соснами. Приехал человек отдохнуть — ну, держи своего «Запорожца» на платной стоянке. Можно у нас в селе такую сде лать: поставь туда трех дедов-пенсионеров! Нет, лезет на машине к берегу, моет ее там, где купаются люди, елочки рубит. А уехал ■— оставляет после себя кучу мусора. И всем — до лампочки, будто последний день живут. Но 'вот в той ж е Болгарии, читал, в лесах ■— чистота. Потому, что бе регут их люди. Значит, все зависит от нас? Хочу вот писать в Верховный Совет. Надо ж е сделать Боровской лес заповедником: ведь в полусотне верст от Новосибирска такой океан кислорода! Слушал я неторопливую речь Бориса и думал: как воспитывать у молодых вот та кое острое чувство хозяина земли? И каки ми плотинами задерж ать мутный разлив по росячьей философии: «А мне что? Мне — абы гроши да харчи хороши». Ведь не нуж ны этаким «мыслителям» ни леса, полные птичьего пения, ни дороги хорошие да чи
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2