Сибирские огни, 1974, №1
96 МИХАИЛ ЧЕРНЕНО* — Вульгарная женщина,— смущенно поглаживая макушку, блес нул эрудицией Стрельников.— Никакого такту не знает, один конфуз с ней. И захлопотал около Антона, приглашая сесть на узенькую лавку у стола. Антон повесил на вбитый у дверного косяка гвоздь фуражку, сел и, улыбнувшись, сказал: — Я к вам, Егор Кузьмич, насчет колодца. Нового ничего не при помнили? — Слышь-ка, а?.. — Стрельников пораженно развел руками.— Да же имя-отчество мое помнишь! Что ни говори, городской житель отли чается от деревенского. Деревенский, он ить без прозвищев не может. И худому человеку прозвище даст, и хорошему. До чего Маркел Марке- лыч — душевный председатель, а и его прозвали Головой. Г о л о в а - прозвище, ясно дело, не плохое, однако все ж таки есть прозвище. Антон не перебивал старика, и тот говорил взахлеб. Только через несколько минут он вдруг осекся и смущенно сказал: — Стало быть, антересует колодец. Д ак, пожалуй, нового ничего сказать не могу. Прошлый раз, слышь-ка, всю правду-матку изложил,— Егор Кузьмич замялся.— Сбрехнул самую малость — по части ерма- ковских воинов. А почему сбрехнул? Опять же из-за любопытства. Меня ужас как антересует, с умным человеком говорю или с глупым. Умный сразу брехню определит. Вот прошлый раз ты приметил, что Ермак в наших местах не воевал. К тому же, с первого раза запомнил мое имя- отчество. Стало быть, мужик ты—неглупый, с тобой по-серьезному надо вести разговор. А глупому подряд городи, он всему поверит. Так вот, чтобы тебя не заблуждать, скажу; которые из Новосибирска были, иска ли не ермаковские могилы, а поселения древнего человека. — Меня интересует, кто мог оказаться в колодце? — вставил Ан тон и, стараясь перевести разговор на нужную тему, спросил: — Вы до пенсии в колхозе работали? — Нет, слышь-ка, не в колхозе,— с гордостью ответил Егор Кузь мич. — Трудился я два десятка годов в министерстве связи. По-деревен ски говоря, письмоносцем был. — Все новости знали,— польстил старику Антон. — А то как же! Всю корреспонденцию,— он с трудом выговорил это слово, — в Ярское доставлял. И хорошие сообщения, и плохие... Упоминание о прежней работе вызвало у Егора Кузьмича грусть, и он опять отклонился от интересующей Антона темы. — Бывалочи, принесешь весточку неграмотному, тот с просьбой: «Прочти, Кузьмич». Сообщение хорошее — чарку подаст, плохое — вме сте погорюешь. Девчата, бывалочи, тоже встречают: «Письмишка нет, Кузьмич?» Передашь ей весточку от жениха, она плясать перед тобой готова. Нужный обчеству я человек был, за то и Кузьмичом величали. Сейчас же, кроме как Слышкой, никто не зовет. — Не помните, в тот год, когда колодец закрыли, гостей в Ярском никто не ожидал? — ухватившись за неожиданную мысль, спросил Антон. В избу вошла старуха, загремела у печки ведром. Она услышала вопрос и опередила гладившего в раздумье лысину Кузьмича: — В нашем селе гостей со всех волостей. Летом у нас благодать, со всех городов родственники на отдых съезжаются. — А такого не было, чтобы пообещал кто приехать и не приехал? — К нам все приезжают... — А к Агриппине Резкиной внук сколь годов обещал приехать? —• ехидно ввинтил Егор Кузьмич.— И До сих пор не приехал. — Эк чо, старый, вспомнил! Внук — отрезанный ломоть. Чего ему у старухи делать?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2