Сибирские огни, 1973, №12

— Антропоморфизм — это желание очеловечить природу, видеть в ней человеческие черты. Скажем, думать, что дереву больно,— разъяс­ нил Владимир Петрович и снова полил макушку. — Ему больно,— сказал Сергеев.— Шевелит же листками, ищет солнце. Только кричать нечем. А стерлядь? Ползает себе по дну, кушает личинки. Ей на пути самолов кидают, во какие крючья! Половина сры­ вается и даром от ран помирает. Больно... — Но,— возразил Владимир Петрович,— но будьте логичны — и личинкам больно. Тоже шевелятся, ползают, а их хап! — А это природное дело, сюда жадный человек еще не влез. И Сергеев развил теорию происхождения частной собственности, построенную на умении разевать рот шире ворот. — В рте все и заключено,— округлил он свою политэкономию. И вдруг поднялся, приставил к глазам бинокль. — Готовь,— бросил Сашке и опять сел, и предложил Владимиру Петровичу прикрыть лысинку лопухом. Сощипнул и подал лопух. Сашка сел к моторам. — Если попадет осетр, хотя бы с ноготь величиной... Вынимают! И Сергеев прыгнул в лодку. Моторы заработали, винты забурлили, лодка побежала к широкой воде. На Владимира Петровича двинулась мутная волна. Он выскочил на берег. На него — голого — смотрел, вытягивая задние лапы, одну за другой, рыжий пес. 5 В двойной рев сергеевских моторов вплелось тоненькое и четкое, будто красная нитка, журчание третьего мотора, по-комариному едкое и привязчивое. Рыжий пес волновался. Он бегал по берегу, взлаивая и поскуливая. Владимир Петрович сходил к палатке за кусочком сахара (и натянул сухие трусы). Рыжий грыз сахар. Он то хватал кусочек, то выплевывал его и настораживался, прислушиваясь, 6 В протоку вошли лодки. Передняя — узкая, изготовленная для больших скоростей. В ней сидели Малинкин и усатый племянник Васька. «Поймали»,— Владимир Петрович был расстроен и обрадован одновре­ менно (и отметил богатство своих реакций на событие — вдвое больше, чем у стандартного человечка). Следующая лодка — егерей. Это была шумная посудина. Сашка ругал Малинкина. К нему тотчас присоеди­ нился пес. Вдвоем они подняли шум, необычный для этих молчаливых мест. — Ворюга! — вопил Сашка, и шея его надувалась.— Гадина!.. Когда Сашка выдохся, стал ругаться Малинкин. Он встал на коле­ ни и держался руками за борта. — Ты зоб не надувай! — кричал он.— Лопнешь! Закрой хлебало!.. Ты скажи, ты меня видел? При свидетелях говоришь. Ты меня видел?! — Видел! — А рыбу ты у меня видел? Хоть одну? Хочешь увидеть? Обыски­ вай, разрешаю! — А дом на что сгрохал? — заходил с тыла Сашка,— «Яву» на пен­ сию купил? А? — Завидки берут! Го-го-го! — загоготал Малинкин.