Сибирские огни, 1973, №12

нялся из-за стола.—Спасибо, тетя Нюра. — Так как же насчет обществен­ ной и личной жизни, тетя Нюра? — тоже вставая, спросил Миша. Она пристально посмотрела вслед Енину, вздохнула: — Последнюю смену... Миша перестал смеяться: — Ну, пойду работну. — Последняя смена,— повто­ рила тетя Нюра, помолчала, по­ смотрела на Саньку с Катей, улыб­ нулась, наконец.— Да знаю я, дев­ ки, знаю, про какую мою жизнь любопытство вас разбирает! Была и она у меня, была...—Медленным спокойным движением она сдвину­ ла с уха седую прядь волос, пока­ зала маленькую сережку: —Види­ те, красавицы? — Видим,— в один голос прого­ ворили Санька с Катей. — Подарил он мне эти сережки да на войну ушел, погиб уже под Берлином,—и продолжала сидеть так же спокойно, не опуская глаз, не двигаясь.—А колечко вот это, —тетя Нюра подняла над столом руку, показывая на одном из паль­ цев тоненькое серебряное кольцо, — еще мамин подарок. — Ах, тетя Нюра, тетя Нюра! —выговорила Санька, встала, по­ дошла к ней, обняла за шею, при­ жалась ласково. — Ничего, девонька, ничего, —сказала тетя Нюра, поглаживая Саньку по плечу.—Доживешь и ты до таких дней, когда перестанешь делить жизнь на личную да на об­ щественную. Тогда и почувствуешь полную, настоящую жизнь для лю­ дей и вместе с людьми жизнь, пусть и прошла она у тебя на маленьком крановом понтоне в глухой тайге! Тогда и пенсия тебе не страшна, да и сама смерть. Все утро Санька с Катей готови­ ли праздничный обед. А мы с тетей Нюрой, и Смоликов собирали ее ве­ щи. Раньше, когда она просто ухо­ дила в межнавигационный отпуск, то многое оставляла на понтоне до весны, теперь же ей надо было за­ брать все с собой, что могло пона­ добиться или просто почему-то бы­ ло дорого ей. Вещей самых разных, — некоторые из них на первый' взгляд были и не нужны,— набра­ лось много. Они были не только в кубрике тети Нюры, но и в трюме понтона. В углу его я неожиданно наткнулся на косу. Тетя Нюра лас­ ково погладила ее черенок, чуть- улыбнулась: — Еще мужнина, Сереженька.. Мы с ним на большой барже пла­ вали, бывало, кой-какую животину содержали, подкармливали. Хоть- и дорога она мне, как память,, а только как же я ее потащу, а?.. — Помолчала, вздохнула: —Нет, придется оставить. Знаешь, Сере­ женька, годков тридцать пять на­ зад пристанем баржой к зеленому берегу, Родион мой и говорит: «Пойдем-ка, Нюра, травки поко­ сим». Выйдем на берег, он косит, а я в травке лежу, песни пою. А не­ бо чистое, синее, тишина, птицы. И цветами пахнет! Потом и Родион подойдет, сядет рядом, а то и цело­ вать начнет по молодости. В большом старинном сундуке, что стоял под койкой тети Нюры, были аккуратно уложены тоже старые вещи. Перебирая их, тетя Нюра показала мне почти истлев­ шую косоворотку, кое-где на ней были бурые пятна. — В этой отец был, когда колча­ ковцы его расстреляли, мать заве­ щала мне хранить ее,— снова акку­ ратно сложила, убрала в сундук. Вся крышка его внутри была ок­ леена фотографиями. На одной иэ них были трое: женщина держала на руках девочку, в ней с трудом можно было распознать нынешнюю тетю Нюру, за стулом стоял бра­ вый мужчина с такими же больши­ ми и спокойными глазами, как у те­ ти Нюры. На другой стояли, взя­ вшись за руки, двадцатилетние те­ тя Нюра и ее Родион, у обоих были напряженные лица, испуганные глаза. — Знаешь, Сереженька,— ска­ зала тетя Нюра, заметив, что я рас­ сматриваю фотографии,— ста­ рость, конечно, не радость, как го­ ворится, но и ее можно спокойно встретить, если до этого честно свою жизнь прошел... Видишь эту п а ч к у писем? Их Родион мне с фронта пи