Сибирские огни, 1973, №12

фольклора, где как раз обыгрывается назва­ ние романа: Царю надо Алтай копать. Ищет золото русский царь... Будто птица он, русский царь. Птица страшная, Жадный орел,— Клюв орла золотой. Его клюв в грудь нам вонзился. Золотой клюв его Всегда в крови. А. Караваева вспоминает: «Название ро­ мана взято мною из одного донесения, в котором цитируются богопротивные слова сказки или песни об императорском штан­ дарте с золотым орлом — «золотой клюв его всегда в крови»1. С момента выхода в свет «Золотой клюв» всегда именуется романом, хотя в подзаголовке значится «Повесть о дальних днях». Сама писательница связывала смысл и суть подзаголовка с традициями русской литературы. «Еще в X II в. в русской лите­ ратуре укрепилось жанровое обозначение — повесть, которое на протяжении веков бы­ ло связано с житийно-исторической литера­ турой— некое житие, всегда отображенное на более или менее широком историческом фоне. И в X V III в. жанр повести был также популярен. Например, русская бытовая «По­ весть о Савве Грудцыне». Для X V III в, эпический жанр «повесть» был более искон­ ным по всем его связям с предыдущим ве­ ком. Новое обозначение эпического жанра — романа в нашей русской литературе укре­ пилось в X IX в. Вот в силу каких соображе­ ний «роман, созданный на основе «дел о беглых», жанрово обозначен мной «повесть о дальних днях»1 2. Широта изображаемых событий, подлин­ ность исторической обстановки, воссоздание характеров героев, определенных своей эпо­ хой,— все это позволяет назвать «Золотой клюв» историческим романом. «Золотой клюв» был одним из первых ша­ гов на пути развития советского историче­ ского романа, поэтому и достоинства, и не­ достатки его следует, по-видимому, объяс­ нять не только особенностями творческой манеры писательницы, но и своеобразием литературного процесса 20-х годов. Здесь можно было бы вспомнить об исто­ рии создания романа В. Зазубрина «Два мира». Автор преследовал задачу «дать красноармейской массе просто и понятно написанную вещь о борьбе 2-х миров и ис­ пользовать агитационную мощь художест­ венного слова»3. Перед А. Караваевой тоже стояла пропагандистская, агитационная, вос­ питательная задача. Она пыталась показать «.историю классовой борьбы в ее местном охвате и колорит?»4. Социологические за­ явки в то время были очень ценны. Это бы­ ли зерна нового метода. Однако определен­ ная заданность характеризует оба эти про­ 1 А. К а р а в а е в а . Из воспоминаний старого «огнелюба». В кн.: А. К а р а в а е - в а. По дорогам жизни. М. 1957, стр. 717, 2 А . К а р а в а е в а . Сорок пять лет на­ зад... — «Сибирские огни», 1967, стр. 143. 3 В. З а з у б р и и. От автора. В кн. «Два мира». М., 1966, стр. 5. * А. К а р а в а е в а . От автора. В кн.: «Золотой клюв». Алт. кн. изд., 1968. стр. 6. изведения, она наложила заметный отпеча­ ток на их художественные особенности. Из­ ложение событий в романе «Золотой клюв» зримо, образно, насыщенно подчас психоло­ гически тонкими сценами и выразительными метафорами, но временами мы встречаемся в произведении с некоей информационно­ стью. Иногда действующие лица — не жи­ вые люди, а рупоры авторских идей, иные же — вовсе лишены живых человеческих ка­ честв. Например, автор неоднократно назы­ вает Василия Шубникова, но его невозмож­ но представить себе живым человеком. Его реплики никак его не характеризуют. Пси­ хология некоторых действующих лиц заме­ нена историческим и социальным коммента­ рием. Автор недостаточно полно раскрыва­ ет внутреннюю, душевную жизнь бергалов, а ограничивается описанием их поступков и поведения в дни подготовки побега и совместной жизни в Бухтарме. Красочные, эмоционально насыщенные картины быта и нравов алтайских крестьян, приисковых рабочих и семейства Качки пе­ ремежаются страницами откровенно описа­ тельными, малохудожественными. Модернизированы рассуждения беглецов в тюрьме, когда Степан, декларируя автор­ скую мысль о влиянии революционных вы­ ступлений на народ, говорит: «Мы не зря пропадаем. За товарищей терпим» или — «Мы за будущие века яко предтечи». Здесь же в тюрьме Марей просит стряпуху Вар­ вару рассказать о них «всем работникам. Скажи — за них погибаем». Романтическая история любви Степана к Вериньке к концу романа приобретает ха­ рактер откровенно мелодраматический, а внутреннее развитие образа героя уступает место, резонерству. Отрицательные персонажи чаще всего ре­ шены однопланово, средство изображения единственное — резкий гротеск. Пьяница и хапуга поп Ананий обрисован таким обра­ зом: «волосатыми пухлыми руками поддер­ живая жирное свое брюхо, поп охал: «Мер- за-вец народ». Здесь сказалась определен­ ная прямолинейность характеристики. События, изображенные в романе, неумо­ лимо вели к трагическому финалу. Сама пи­ сательница пишет: «Их мечты о «вольной жизни», их поиски «легкости», их попытки обосноваться «вольными пашнями» где-ни­ будь в горных долинах или степях Бухтар- минских представлялись мне трагедией об­ реченности»1. Тем не менее — и в этом несомненная за­ слуга автора — концовка романа, несмотря на жестокую расправу с беглецами, выгля­ дит оптимистической, как будто предвещая революционный взрыв. Подобно большинст­ ву произведений на историко-революцион­ ную тему, в «Золотом клюве» воплощена мысль о преемственности народно-освободи­ тельной борьбы. А. Караваева создав г свой роман и как художник, стремящийся к исто­ рической правде, и как современник великих революционных событий начала нашего ве- ‘ А. К а р а в а е в а . Из воспоминаний старого «огнелюба». В кн.: А. К а р а в а е - в а. По дорогам жизни. М.. 1957, стр. 717,