Сибирские огни, 1973, №12
— Предплужников нет не только у вас, но и во всей области! — сказал он, нако нец.— Не можем же мы оставаться без паров. Пашите как пахали! На мое предложение дать заказ местным заводам он ответил: — Это легко сказать —■давайте предплужники! Заводы-то Москве подчиняются... Он куда-то ушел, а вскоре принес бумагу, официально разрешающую нам впредь до оборудования плугов предплужниками пахать и обрабатывать пары обычным спо собом. Копия письма была разослана во все районы области. Летом же стало известно, что авторы этого документа сняты с работы. А собствен но, за что? Можно бы этот эпизод и не вспоминать, но он очень точно характеризует бездум ное руководство сельским хозяйством со стороны тогдашнего Наркомзема. Ясно, что правительственное постановление готовилось в его недрах, и как же можно было за писывать в категорической форме пункт о вспашке паров «по Вильямсу», зная, что в колхозах и совхозах страны нет соответствующих орудий? Однако записали и палец о палец не ударили для того, чтобы снабдить МТС и совхозы этими несчастными пред плужниками. ...Война серьезно осложнила дела в районе. На фронт ушли самые здоровые и креп кие люди, мобилизовано было много лошадей, все автомобили и лучшие гусеничные тракторы. Все тяготы ложились на плечи женщин. В меру сил им помогали подростки и старики. Но какие это были помощники? Однажды пришлось быть свидетелем такой сцены. На тракторном культиваторе работал худенький старичок с белой бородкой. Внезапно от резкого толчка он свалил ся с высокого сиденья и закричал. Председатель колхоза, с которым мы были на поло се, улыбнулся и проговорил: — Опять рассыпался Фомич. Надо собирать! Когда мы подошли, старик лежал на спине, раскинув руки, и тихонько стонал. Председатель слегка дернул его за одну ногу — она сухо щелкнула, то же он про делал и со второй ногой. Старичок встал как ни в чем не бывало и побрел к культи ватору. — Еще в ту войну в Пинских болотах Фомич приобрел ревматизм, который те перь вот донимает его привычными вывихами,— пояснил председатель.— На работу мы его не посылаем, но он сам дома усидеть не может! Да, война... Несмотря на огромнейший недостаток в людях и технике, мы столько же сеяли зерновых и льна-долгунца, сколько до войны, и убирали, и сдавали продук цию государству. Для слез над похоронками оставалась только ночь, а утром исхудавшие, с воспа- ленными глазами, женщины-колхозницы вновь шли на поля, на животноводческие фермы, снаряжали транспорт. И так каждый день почти четыре длинных года... Заготовленный хлеб часто не успевали вывезти на пристанционные пункты по ко лесному пути. Зимой же дороги заносило глубоким снегом. Механизмов для расчист ки — никаких. И снова женщины, многие сотни, деревянными лопатами, на ветру и стуже про капывали снежную траншею длиною 35 километров от Маслянино до деревни Огне ва Заимка. А дальше копали черепановские женщины... На переломе Из Маслянино мне так же не хотелось уезжать, как в 37-м году из Тогучина. Я привык к людям, с которыми работал, хорошо изучил землю и хозяйство, у меня появился солидный агрономический «задел» в виде освоенных севооборотов — жаль было бросать все это. Была и еще одна причина, из-за которой я предпочел бы остаться на месте: во время войны моя семья удвоилась, так как кроме нас, пятерых, в доме жили жены двух моих братьев, находившихся на фронте, и трое их детей — всего получалось 10 человек.. В деревне, где у нас был порядочный огород и кое-какая живность, можно было прокормиться всем, но что делать с таким «табором» в городе?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2