Сибирские огни, 1973, №12

Но «не боги горшки обжигают». Беру себе в помощники коммунаров и начинаю разводить формалин. И тут не обошлось без курьезов. Кто-то меня спросил: «А не отравишь ты нам се­ мена?» Вопрос законный. Мои разъяснения, что пары формальдегида убивают только споры головни и что разбавленный в трехстах частях воды формалин не опасен даже человеку, оказались неубедительными. Вероятно потому, что я сам напугал людей еще там, на усадьбе коммуны... Тогда наливаю полчашки приготовленной жидкости и опрокидываю ее в рот. Чего не сделаешь ради престижа науки! Прошу учесть также, что был мне тогда 21 год от роду... Во всяком случае после моего «причащения» раствором формалина никто уже не возражал против протравливания семян. Вспоминается сейчас такой эпизод. Еще до выезда в поле, в первый день ознаком­ ления с хозяйством коммуны, мне сказали, что у них телята страдают поносом. Мест­ ный коновал не мог ничем помочь. Коммунары ждали от меня совета. Я предложил не­ медленно изолировать больных телят и поить их отваром из головок мака, а всю посу­ ду перед поением тщательно промывать горячей водой. Я ничего не смыслил в ветери­ нарии, но мне, как и большинству грамотных людей, было известно, что в головках ма­ ка содержится опий, который успешно применяется при лечении людей, страдающих болезнями желудочно-кишечного тракта. Вот почему я не боялся давать советы, как лечить телят: если от макового отвара им лучше не будет, то и вреда он не принесет. Однако телята выздоровели! Помог ли опий, или одно лишь поение из хорошо про­ мытой посуды, — до сих пор не знаю. Кстати сказать, в те годы учебные заведения не выпускали зоотехников, зато аг­ рономы именовались специалистами широкого профиля. Иначе говоря, агроном дол­ жен был знать и полеводство, и животноводство. Но обязанности ветеринара на него, конечно, не возлагались. И хотя случай с телятами возвысил меня в глазах коммуна­ ров еще и как «скотского доктора», я в жизни своей никогда больше не брался лечить животных. Но тогда, весной 1923-го, мне пришлось врачевать даже людей... Еще в городе знакомый фармацевт дал мне несколько порошков хинина, на случай если я заболею малярией. Эта болезнь — по-сибирски «лихоманка» — была весьма рас­ пространенной в то время. Хинин же трудно было достать даже в большом городе. Деревня «лечилась» в основном у знахарей. И вот «лихоманка» схватила двух коммунаров прямо на полевом стане. У фельд­ шера хинина, конечно, не было. Я дал больным свои порошки, убедил их выпить горь­ кое лекарство. И мужики вскоре поправились. Можно себе представить, до каких размеров вырос мой авторитет! Рассказываю об этом не для того, чтобы показать себя этаким удачливым малым, мастером «на все руки», а чтобы лишний раз напомнить, какой, в сущности, отсталой и темной была сибирская деревня в начале 20-х годов, как она нуждалась в помощи! Вот характерные данные. Во всех восьми волостях, входивших в мой агроучасток, не было ни одного врача, ни одной больничной коики. Было восемь начальных школ и ни одной средней или семилетней. Специалистов со средним образованием (учителей, фельдшеров) насчитывалось человек двадцать это примерно на 100 120 тысяч жи­ телей! И конечно, никаких Домов культуры, клубов, библиотек, никакого электричества, радио, кино. Больше половины жителей тех деревень не бывали в городах, ни разу не слышали паровозного гудка! Обыкновенный велосипед был для них диковинкой. Вот какое «культурное» наследие получила Советская власть от царизма в сибир­ ской деревне. Участвуя в посевных работах коммуны, я ничего еще не знал ни о современном состоянии земледелия в этой местности, ни об его истории. А ведь это совершенно не­ обходимо знать каждому агроному, начинающему свою практическую деятельность па новом месте. Оставалось надеяться на расспросы местных жителей. Первую и неоценимую услугу оказал мне председатель коммуны Степика. Он был наблюдательным человеком. Однако на ряд практических вопросов не мог ответить и он. Значит, надо экспе­ риментировать самому. Степика помог мне заложить первые опыты на полях коммуны.