Сибирские огни, 1973, №12

Каждый их шаг критикуется, высмеивается, а богобоязненные старушки призывают анафему на их головы. Какую же надо было иметь убежденность в правоте своего дела, чтобы в этих ус­ ловиях настойчиво работать «ад укреплением хозяйства коммуны, делать все возмож­ ное для улучшения жизни коммунаров?! — Голью перекатной, бесштанной командой, лодырями, безбожниками — как толь­ ко не ругают нас в деревне, особенно богатеи и их подпевалы! — жаловался Степика. — А нам пока нечем похвастаться, плохо еще работаем, бедно живем... Мало нас, потому и трудно. До своего земельного учдстка добираться далеко — семь верст, а пе­ реселиться туда силенок пока не хватает. Но надо отсюда вырваться обязательно. Первым объектом моего агрономического вмешательства в дела коммуны был ее семенной фонд. Объясняю Степике, что в семенах много битых и недоразвитых зерен, куколя, карлыка, жабрея, что сорняки вместе с пшеницей попадут в почву и прорастут, а если их сейчас отделить и размолоть, то эти отходы с успехом могут пойти на корм лошадям. Председатель соглашается, но тут же говорит: — А чем их отделить? На клейтоне пропускали — не берет. — Надо на триере. — Это куколеотборник? Есть такой у нас, но не знаем, как на нем работать. Этой техникой, к счастью, я владел. После обеда около семенного амбара уже тре­ щал триер, очищая семена от посторонних примесей. -— А на всхожесть проверяли? — В стакан с водой бросали — пузырьки есть... — Пузырьки дело ненадежное! -— и тут же, взяв фильтровальную бумагу, я зало­ жил семена для проращивания. Наблюдение за ними поручил смышленой десятилет­ ней дочке председателя коммуны. — Слышь, товарищ агроном, вот прислали нам из У ЗУ большую бутыль с чем-то вроде самогона. Ребята хотели попробовать, но губы обожгли, и дух противный, аж глаза ест! — говорит мне кладовщик, вытаскивая из угла амбара большую бутыль в узкой корзине. Читаю на этикетке: «Формалин 40-процентный». —- От этого «самогона» сразу на тот свет можно отправиться! Разве же можно его пить? Ведь это яд! — Вот, вот! Нутро-то и не принимат! — констатировал кладовщик. •— А инструкция к этой бутыли есть? — Нет, ничего нет. Какая безответственность! Направлять в коммуну обжигающе-ядовитое средство и не сопроводить его необходимой инструкцией! Ну, как тут было не вспомнить милейшего уездного агроыома-артиста Понтуса, ведь это его «работа». — Завтра же отправьте бутыль на полевой стан. Будем семена протравливать! На другой день мы с председателем выехали в поле. Вот и полевой стан комму­ ны — две бревенчатые избушки с нарами « крытый навес для лошадей. Только и всего! Под яровой клин коммунарам предстояло всю землю пахать этой весной. В те да­ лекие времена осенняя подготовка почвы, зябь, совершенно не применялась. Правда, об­ рабатывались так называемые «одношовочные» пары, то есть пары без перепашки, но толку от них было мало. Они плохо выполняли задачу борьбы с сорняками и использо- вались только под посев озимых. Почвы в коммуне были хорошие, маловьгпаханные, с богатым гумусным слоем. Од­ нако урожаи не ахти какие: 40—50 пудов с десятины считалось вполне прилично. И не удивительно! Пахали тогда мелко, максимум на три вершка, да и можно ли было взять глубже конным плужком на паре кляч? Сразу вслед за вспашкой по полю вручную разбрасывали семена, затем заделывали их кое-как деревянной бороной. Часть семян оставалась на поверхности почвы. Норма высева была сверхэкономная. При такой при­ митивной агротехнике откуда же быть урожаю? Спрашиваю председателя коммуны: — А не маловато ли высеваете — пять пудов на десятину? Пожимает плечами: «У нас в селе все так делают!» — Но ведь семена могут быть различной всхожести, неодинаковой крупности, нель­ зя всегда и всюду применять одну и ту же норму!