Сибирские огни, 1973, №11
— Да ты сто, Зой?! — Ни «сто»! Не лезь, и все. Мало тебе их там было? Петька даже рассердился, хоть редко сердился. — Дура ты, дура!... Кому я там нужен?.. Там без меня хватает —■ специально этим делом занимаются. Их со мной, сто ли, сравнис... Зоя рывком скинула одеяло, села. Она* была злая. — Так какого ж ты черта весь вечер сидел только про их и гово рил?! Ничего другого не нашлось рассказывать, только — бабы, бабы... Тут бабы, там голые бабы... — Но если их там много, чего я сделаю? — Ты лечиться поехал, а не глаза пялить на баб! Очки ему даже посоветовали купить... Страмец. Весь вечер со стыда сидела сгорала... — Дак взяла бы и подсказала!., я ж думал, как повеселей. Не суми зря-то. Зря сумис-то. — Сумис, сумис... Сюсюкалка чертова!... — Ну, отойди, отойди, маленько, — миролюбиво сказал Петька. —- Я пока на крыльце посижу, покурю. — В душе он согласился с женой: в самом деле, распустил язык, не нашел, о чем поговорить. Да еще и приврал — с ресторанами-то: за весь месяц в ресторане-то был всего два раза. И один раз там пели «Очи черные».— Я покурю пойду. — Иди, куда хочешь. Петька вышел на крыльцо, сел на приступку. Нечаянная ссора с же ной не расстроила — она такая, Зоя: вспыхнет, как порох, и тут же отойдет. Да и не за что зло-то копить, что она не понимает, что ли. Ночь... Чуть лопочут листвой березки в ограде, чуть поскрипывает ставня... И тянет от сараев, где коровы, куры, телок, живым теплым ду хом. И мерно каплет из рукомойника в таз... Вспомнились те ночи —да лекие, где тихо шумит огромное море, и очень тепло... И Петька усмех нулся, подумал: «Сколь велика земля! Пальмы растут на свете; люди пляшут, смеются; большие белые дома — чего только нет!» Ночь. Поскрипывает и поскрипывает ставенка — все время она так поскрипывает. Шелестят листвой березки. То замолчат тихо, а то вдруг залопочут-залопочут, неразборчиво, торопливо.... Опять замолчат. Знакомо все, и почему-то волнует. Петьке хорошо. К А К М УЖ И К П ЕРЕПЛАВЛЯЛ ЧЕРЕЗ РЕКУ ВОЛКА , КО ЗУ И КАПУСТУ Собрались три бледно-зеленые больничные пижамы решать вопрос: как мужику в одной лодке переплавить через реку волка козу и капус ту’ Решать стали громко; скоро перешли на личности. Один, носатый, с губами, похожими на два прокуренных крестьянских пальца, сложен ных вместе, попер на лобастого, терпеливого. — А ты думай! Думай! Он поплавит капусту, а волк здесь козу съест! Думай... У тя ж голова на плечах, а не холодильник. Лобастый медленно смеется. Этот лобастый он какой-то загадочный. Иногда этот человек мне кажется умным, глубоко умным, очень самостоятельным. Я учусь у него спокойствию. Сидим, например, в курилке, курим. Молчим. Глухая ночь... Город^яжело спит. В такой час, кажется, можно понять, кому и зачем
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2