Сибирские огни, 1973, №11
друга недолго, и что разлучились очень скоро, и не оказались самыми лучшими на свете.... И я понимаю теперь, что сны—это возвращение прошлого, отго лоски настоящего и даже постижение будущего. В мои сны приходят и братья, погибшие на фронте, и друзья, поки нувшие белый свет... Все ушедшие, умершие, разлюбившие меня—-не ушли, не умерли и не разлюбили. Они со мной, они во мне. Днем я не вижу, не слышу их, но молчаливыми ночами они заполняют мои сны. И вновь в душе моей загораются будто бы давно погасшие обиды, горести, нежности, радо сти. Оживают все люди, давно уже спящие в земле, и я чувствую связь с ними. Они там, а я еще здесь, но нити между нами не порвались, и они, держась за эти нити, приходят из небытия в мои сны. Как это странно! Значит, ничто не забывается, все остается с нами? В о р о н ъ я б ер е за Влюбленному всегда двадцать лет. Значит, и нам с тобой было тогда по двадцать? Еще не слились талые воды, а мы с тобой уже отправились в лес за брусничными листьями. Да еще надеялись натолкнуться на гриб-под снежник. Его зовут сморчком. Смешно? Иногда он, удалой, прорывает ся сквозь снежок. Его белую, толстую ножку не видно, лишь темнеет на снегу морщинистая голова. Идешь по лесу и думаешь, да кто же это рассыпал картошку?.. Снеговой водицей пахнет сморчок.... Мы недавно видели апрель с самолета. Глубоко под нами ослепи тельно вспыхивали извивы, петли речек, круги луж, овалы озер. Это солнце бросало на нас с земли мгновенные, пламенные взгляды. На ты сячи километров все поля были в лужах, с затонувшими в них обла ками. Слушай! Неужели все это было? И ты —была? Тебя сейчас нет на земле, и мне все сильней и сильней начинает ка заться, что и ты, и все, что у нас было, все это мне только когда-то при снилось. Я тихонько на ухо шепну тебе: «Слушай! Меня ведь тоже нет. Нет того, прежнего, которого ты так ласково любила. Он погас, исчез, а вместо него появился какой-то чужой и непонятный нам человек»... Мы тогда думали застать в апрельском лесу снег, воду. Но все ока залось не так. Мы глянули понизу березовой рощи: частоколом белели одни стволы — ни травинки, ни кустика, земля устлана лишь бурыми листьями, а сквозь них пробивались желтовато-белые, лохматые под снежники, омытые талой водой. Мы пошли к ним и вдруг ногами по чувствовали твердость. Оказывается, под бурой листвой таился снег. Вон среди желтой травы белеет он, ручей пропилил в нем извивы. А на дне овражка увидели мы оледеневший снежок. Из него торча ла прошлогодняя трава, он сочился. Мы подошли к березе с вороной. Клюв у нее походил на согнутый палец. Она разозлилась, закаркала и улетела. Мы остановились у вороньей березы. Она удивила нас тем, что ствол ее во многих местах сочился. Все ее ранки, трещины, шишки от обло манных сучьев сочились. Корни березы, как могучие насосы, гнали по стволу сок, и он пробивался сквозь кору, пенился в зарубках, струился по ней, капал с обломков ветвей. Помнишь, я тогда воскликнул: «Какая силища жизни!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2