Сибирские огни, 1973, №11

У меня сегодня какое-то особенное утро, словно перед счастьем, а не перед бедой. Люди знающие говорят, что на далеком острове Ява есть растение по имени «Королевская примула». Она растет только на склонах вулка­ нов. И она расцветает только накануне извержения вулкана. И она еще ни разу не ошиблась. Жители деревень знают об этом. И лишь только зацветет ярко и нежно странный цветок, они покидают свои дома и уст­ ремляются в далекие долины. Почему же так звенит и светится навстречу жизни моя душа? Уж не похожа ли она на «Королевскую примулу»? И не примета ли это, го­ ворящая о беде? Может быть, среди ночи усиливается зарево над вул­ каном и все рыжей и багровей становятся бока темных, кудлатых туч над жерлом? И я, охваченный печальным счастьем, переполненный нежностью, бросаюсь к лесам, к траве, к птицам, к людям, к зверью. Успеть бы, за­ хватить бы все звуки, пока их слышат уши, насмотреться бы в детские очи, в женские лица, пока еще мои зрачки сжимаются от света. С ны Уже десять дет, как я расстался с театром, но все эти десять лет мне снятся актерские сны. То я опаздываю на сцену, то, выйдя на сце­ ну, забываю текст роли, то стою где-нибудь за кулисами и в темноте, среди нагромождений декораций, целуюсь с актрисой, которую любил когда-то... Разные сны посещают меня. Я видел себя мальчишкой среди голу­ бей. Будто я, теперешний, стою в отцовском дворе и смотрю на крышу. А там, на фоне облаков и неба, мальчонка в трусиках; легонький, то­ ненький, коричневый от загара. Он взмахивает руками, словно хочет взлететь, и на миг мне кажется, когда срывается шумная стая, что он действительно летит среди белых, черных, желтых и рябых голубей. Но вот птицы уходят вверх, начиная круговой полет к облакам, а мальчиш­ ка остается на крыше. И я, стоящий на земле, знаю, что это я вижу себя. Тут ко мне подходит мама и говорит: «Ведь ты же упадешь с крыши и разобьешься!». А я смеюсь и говорю: «Ничего! Не разобьюсь! Дай че­ ловеку пожить среди птиц. Дай мне почувствовать себя крылатым!» И так мне радостно, что я просыпаюсь от счастья... А потом мне как-то опять приснился театр. Я сидел в маленькой гримировочной и видел в зеркале свое молодое лицо без очков. А над моей головой там, в зеркале, я видел милое, светлое лицо студентки Ниночки. Стоя сзади меня, она, как театральный парикмахер, металли­ ческой расческой с ватой между зубцами расчесывала мои темные, без единой сединки волосы, чтобы надеть парик. И она тихонько спраши­ вала меня: — Ты будешь всегда меня любить? — Всегда, всегда! — Мы же ведь не расстанемся? — Ни за что! — Ты лучше всех на свете. — Нет, это ты лучше всех на свете. И что-то происходило с моей душой непонятное. Я почему-то не ра­ довался, а плакал во сне. Наверное, какая-то частица моего сознания бодрствовала, и она понимала, что уже нет меня такого, какой отража­ ется в зеркале, и что нет уже такой и студентки, и что любили мы друг