Сибирские огни, 1973, №11
тельного вообще ни к чему, но все-таки с мужчин — по два рубля, а с женщин — по рублю,— по-взрослому рассудительно закончила она. Я кивнул, все согласно молчали. Только Алла Викторовна строго сказала: — И на этом — все! Ей никто не ответил. Катя сидела молча, потерянное лицо ее было таким горестно-отсутствующим, что я старался не глядеть на нее. Каждый пересменок у нас был нечто вроде диспетчерского совеща ния, проводила его Алла Викторовна. Механики кранов выходили по радиотелефону в эфир, докладывали о проделанной за смену работе, о планах на следующую; о неполадках на кране, устранении их; необхо димости запасных деталей, запасах угля, здоровье членов команды... На этот раз Алла Викторовна разговаривала с нашего крана, радиотелефон был установлен в общем кубрике. Я сидел рядом с Рабацкой, слушая ее командно-строгий голос. Иногда он точно спотыкался, умолкал на секунду... Но тотчас она справлялась с собой, продолжала выговари вать слова старательно и строго. Я представлял себе, конечно, как снис ходительно улыбается у себя на кране, слушая Аллу Викторовну, гро мадный Петухов... Или щурит спокойные глаза Наташа Левашова, как вежливо пережидает, пока Рабацкая справится со своим смущением, Панферов. Петр Петрович Петухов был механиком седьмого крана, Наталья Михайловна Левашова — первого, Борис Васильевич Панферов — три надцатого; наш кран в портовской нумерации значился двадцать вторым. В конце каждого разговора в тот день Алла Викторовна говорила о похоронах Игната, о том, что после них будут короткие поминки,при глашала на них всех, свободных от работы. Потом, как обычно,—это ей приходилось делать тоже каждый пересменок,— связалась по радио с диспетчерской порта. Отчиталась за проделанную работу, опять ска зала о предстоящих похоронах. Мигнула, помолчала, а потом сказала потише: — Да, я говорю с крана Колосова, он сейчас рядом со мной...— и протянула мне трубку радиотелефона.—Виктор Павлович Пахомов. Витя работал диспетчером в порту, он был секретарем нашей ком сомольской организации. Алла Викторовна разговаривала с ним, как и со всеми, на «вы». — Слушаю, Витя,— сказал я, позабыв поздороваться. Он помолчал, потом вздохнул. И я сразу будто увидел его, невы сокого, крепенького, как дубок. С Витей мы выросли в одном дворе, де сять лет просидели за одной партой в школе. После нее он пошел в ин ститут, закончил его, работал сейчас вместе с нами. — Жалко Игната...-—медленно выговорил, наконец, Витя. Когда знаешь человека с детства и дружишь с ним, понимаешь и слышишь все, чего он и не сказал тебе словами. Я сразу же вспомнил, как на одном из собраний, когда долго разбирали тяжелый случай с про пажей спецодежды на одном из кранов и кто-то намекнул, что Игнат, дескать, был в заключении, Витя решительно и твердо вступился за Игната. И собрание одобрило и поддержало его. Очень мне захотелось сказать Вите, что Игнат не просто сорвался с крана, что кто-то убил его! Но говорить это по радио да и при Алле Викторовне было нельзя... Он все не вешал трубку. — А у нас, знаешь, еще купаются некоторые чудаки, а?.. » Я вспомнил, как вытаскивал Игната из воды: -— Да и у нас такие чудаки есть. — Слышал, Cepera! — вздохнул он.— Все слышал...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2