Сибирские огни, 1973, №11

посмотрел на меня,— надеюсь не откажет нам в своей помощи. Мы знаем, что, несмот­ ря на молодость, он кое-что повидал в Сибири, писал о северных народностях. На это и Алексей Максимович внимание обратил. — А зачем Маркову в мои дела встревать? — угрюмо спросил Клычков, глядя в упор на Луначарского. —• Позволю себе заметить,— ответил тот,— что никто встревать не собирается. Сначала нам надо найти Плотникова. Клычков молчал. Луначарский мерно покачивал зажатым в пальцах пенсне. — Нашему гостю,—сказал он,— надо немного рассказать о сути дела. Известный вам Михаил Плотников представил нам рукопись — поэтический перевод открытого им эпоса народа манси, или по-старому — вогулов. Мы решили книгу печатать и пригла­ сили Плотникова приехать в Москву для заключения договора. Но Плотников нам не ответил. Он бесследно исчез. О рукописи его, конечно, было много разговоров. Прочел ее и Сергей Антонович, увлекся и сам засел за работу. Теперь в нашем распоряжении, по существу, две поэмы. Плотникова —«Янгал-маа», и Клычкова—«Мадур-Ваза-Побе- дитель». Но Плотников первооткрыватель! Ведь Сергей Антонович пользовался плот- никовским текстом, как переводчик пользуется подстрочником. И невозможно для нас издавать Клычкова первым. Да и я, Сергей Антонович, вашей поэмы еще не читал. Но где Плотников? — Может быть, в Харбин сбежал,— буркнул Сергей Клычков. — Там ему делать нечего! — ответил я и подумал, что Клычков лишь повторя­ ет чьи-то чужие недобрые слова. Луначарский попросил рассказать, как и когда я познакомился с Плотниковым. Конечно, я понял, что ни пивную на Великом Сибирском пути, ни историю с лотереей, ни плотниковское пароходство вспоминать сейчас не нужно. Другое дело —Золотая Баба, клад Ермака, небесный камень. Ташаткан. — Поразительно! Сколько еще не раскрытого в истории Сибири! — промолвил Луначарский, выслушав мой рассказ о метеорите. — Да,— откликнулся я.—И хорошо, что есть люди, которые этим живут. Я не знаю, где Плотников. Может быть, он вскоре объявится с осколком, отбитым от Ерма- ковского метеорита. — Насчет метеорита я поговорю с Карпинским,—промолвил Луначарский и быст­ ро что-то записал на листке настольного календаря. Я заметил, что Клычкову мой рассказ отнюдь не пришелся по душе. Вся эта запутанная история требовала спокойного размышления. Но уже тогда я понял, что колесо Фортуны, к которому тянулся Клычков жилистой и цепкой рукой, не­ умолимо завращалось в другую сторону, и повернуть его было нельзя. — Анатолий Васильевич, милостивец! —возопил Клычков, уронив голову на ГруДЬ. _ Да я из-за этого Мадур-Вазы вконец обнищал. Одной машинистке за пере­ печатку сколько отдал. В долги влез! На голимой картошке живу! Что делать — не знаю. Рояль, наверно, придется продавать! Но и слова о рояле не подействовали на Луначарского. Он еще раз повторил, что договора с Клычковым ввиду безвестного отсутствия Плотникова заключить нельзя. В это время зазвонил телефон. Луначарского куда-то приглашали. Я простился со своими собеседниками и вышел из кабинета. До меня донеслись возгласы Клычкова. — Анатолий Васильевич, надежа наша! — причитал он. ...Длинный автомобиль лилового цвета умчал меня обратно в тихое, тогда сплошь зеленое Кунцево — прибежище моей беспокойной молодости.3 3 Всю эту историю я мог бы и забыть, тем более, что вскоре уехал из Москвы, и жизнь моя проходила « скитаниях от склонов Тянь-Шаня до олонецких лесов. Однажды, вернувшись в столицу, я увидел Клычкова в писательском ресторане.