Сибирские огни, 1973, №11

комнате из угла в угол. «Кто бы мог поду­ мать, что в редакции «Искры», среди людей, опытных в борьбе и осмотрительных марк­ систов, Иуда найдет себе сторонников! Не­ вообразимо. Дико». Вы слышите? Вот он, тот внутренний мо­ нолог, которого недоставало в первых кни­ гах трилогии. Он появился у Коптелова в последней части трилогии, чтобы стать но­ вым ярким выразительным средством, спо­ собным передать ту душевную бурю, кото­ рую переживал Ильич. Ведь мы присутству­ ем при рождении марксистской революцион­ ной партии пролетариата! «Бросив перо, Владимир Ильич стукнул кулаком, будто по­ ставил печать в конце письма; распахнув пиджак, прошелся по комнате. Да, чтобы хорошо узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. Никогда не думал, что так труд­ но будет работать,в редакции бок о бок с людьми, которых издавна привык ценить и уважать, считал столпами — ошибался, вос­ хищаясь их прежними заслугами. Не по­ дозревал, что могут пойти на компромисс. И с кем? с Иудой!! Предать «Искру», добы­ тую из кремня с таким трудом!» Характерно, что внутренние монологи пи­ сатель выстраивает отнюдь не на пустом месте, но всегда — на основе хорошо про­ веренных фактов, часто в виде эмоциональ­ ного пересказа известных писем или иных документов. Перелистывая книгу Надсона, Ленин дает оценки различным'стихам поэ­ та, мы как бы читаем оглавление глазами Ильича. В своеобразный «парафраз» на тему «Песни о Буревестнике» выливается один из. внутренних монологов Горького... Так, при­ менив новый для него прием, писатель оста­ ется верным принципу документального повествования. С каждым годом все меньше становится людей, которые, прочитав роман, скажут, как О. Б. Лепешинская: «Никаких наруше­ ний исторической правды». Но есть ведь и иные критерии правды. Один из них — до­ стоверность частностей, за которыми обыч­ но внимательно следит каждый читатель. Не знаю, как в области иных профессий, но мне, как театроведу, было необычайно ин­ тересно читать страницы, связанные с исто­ рией Петербургских гастролей МХТ. В опи­ сании ли спектакля «Одинокие» Г. Гауп­ тмана с Анной — Книппер и Кэте — Андре­ евой, в рассказе о докторе Штокмане — Станиславском, во всем духе театральной жизни, переданной через окружение Марии Федоровны Андреевой, ' через знаменитого Савву Морозова — буквально во всем ощу­ тимо дыхание достоверности. Думаю, что специалисты в иных областях знаний также смогут убедиться в доподлинности всего, о чем пишет Коптслов. Есть и еще один критерий истины — художественная правда, «истина страстей, правдоподобие чувство­ ваний», которой верен писатель. Художник и ученый-исследователь, неу­ томимый путешественник и представитель самой оседлой профессии садоводов ужива­ ются в Афанасии Лазаревиче самым благо­ получным образом. И все же по своей сути, по смыслу всей своей жизни он вечный пут­ ник. У него изумительная память. Литерато­ ры, забывшие собственные строки, неожи­ данно сталкиваются с живой энциклопедией его памяти. У него удивительная работоспо­ собность. Ее база — соразмерность усилий, пунктуальность во всем. Если Дфанасий Ла­ заревич назначит вам встречу, можете быть уверены, что за 10 минут до назначенного срока он будет вас ждать в условленном месте. Выдвинувшись в число видных пи­ сателей страны, Коптелов удивительно прост и всегда с открытым сердцем воспри­ нимает критику. Я не помню случая, чтобы он обиделся и не взял бы на заметку то су­ щественное, что подсказывает оппонент. За­ мыслы у писателя широкие. Время свое он расходует расчетливо и потому так уверен­ но идет своим спорым, неторопким шагом все вперед и дальше. В образе садовода Трофима Тимофеевича Дорогина, по признанию Афанасия Лазаре­ вича, заключены н его собственные черты. Не о себе ли самом сказал он однажды: «В сказках было — плывет орел под облаками, несет на могучих крыльях мальчика. Так время взяло на свои крылья Трофимку... Вот уже давно он стал Трофимом Тимофе­ евичем, давно у него побелела борода, а птица все несет и несет его. И он не устал от полета. У него не погас интерес к то­ му,—а что там, за гранью этого дня?.. Ка­ кие открытия сделают ученые? Как украсит народ свою землю? Жажда жизни так же вечна, как вечен полет этой птицы. Подоль­ ше бы не обронило его голубое крыло...» К сказанному добавить нечего. ♦ 1 2 . С ибирские огн и № 11.