Сибирские огни, 1973, №11

мана в пу1ь-дорогу. Много повстречал на своем пути писатель караванов алтайцев, перекочевывавших из одной долины в дру­ гую. Вот так и появилась символическая картина, где был и снежный хребет, и труд­ ная тропа, и всадники с их тревогами и опа­ сениями, с их надеждами на счастливую жизнь в далекой долине. Но этот путь ока­ зался для алтайцев особым — последним ко­ чевьем от последнего аила и последнего де­ ревянного истукана-кермежека к новой жиз­ ни. г Вот так же и в других произведениях Коптелова — вполне конкретный путь его героев на поверку оказывается их большим путем к новым делам и свершениям. В пути показана группа альпинистов, совершающих восхождение на неприступную гору («Снеж­ ный пик»). Описанию трудного пути экспе­ диции изыскателей железнодорожной трас­ сы посвящены в повести «Навстречу жизни» лучшие страницы. Даже роман о Ленине начат большой дорожной сценой в вагоне, на пути Владимира Ильича в сибирскую ссыл­ ку. Перестук колес, дорожные впечатления дают все новый толчок для споров, раз­ мышлений, сопоставлений —такова атмо­ сфера начала «Большого зачина». Казалось бы, трудно представить себе профессию бо-, лее оседлую, чем профессий садовода. Но даже здесь любимому своему герою-садо- воду писатель дал символическую фамилию Дорогин («Сад»), Рабочий кабинет Афанасия Лазаревича похож на каюту или вагонное купе. Неболь­ шая комната, в которую входишь, наклонив голову, чтобы, не расшибить лоб о притоло­ ку, со всех сторон огорожена компактными книжными полками. Центральное место.за­ нимает большой письменйый стол необыч­ ной конструкции —на нем расположена овальная книжная стойка. Здесь — Большая Советская Энциклопедия, множество иной справочной литературы, Сочинения Ленина, Рука человека, сидящего в кресле за сто­ лом, подобно радиусу, всегда дотянется до любой точки полуокружности. Вот так, на­ верное, экономят движения, рассчитывая сантиметры и секунды, машинист электрово­ за, капитан теплохода... Семидесятилетие застает Афанасия Лаза­ ревича в пути. Он только что выпустил кни­ гу «Далекое и близкое», где поделился с чи­ тателями круцицей своих воспоминаний. Следом в Новосибирском книжном изда-. тельстве вышла книга «Горы и люди», а в журнале «Сибирские огни» —- первая часть третьей книги о Ленине «Точка опоры». Юби­ лейная дата — время подведения итогов. Так уж принято. Но по Отношению к Афана­ сию Лазаревичу эта традиция просто непри­ менима. Нельзя итожить работу в разгар работы. Писатель — в самой гуще создавае­ мых им образов, изображаемых событий. Не будем же отрывать писателя от его удобно- го кресла в низенькой комнате, на станции Издревая. Всяческие расспросы, как созда­ валась та или иная его книга, каковы за­ мыслы на будущее, не к месту. Но было бы ошибкой предполагать, что А. Л. Коптелов полностью отключился от суматохи повседневности с ее телефонными перезвонами, совещаниями, заседаниями и проч. Он часто и охотно выступает перед читателями не только в городе, но и в отда­ ленных районах области. Он—делегат всех российских и всесоюзных писательских съездов, XXIII съезда КПСС, член областно­ го комитета партии. Страсть к познанию жизни ведет его к садоводам-опытникам Кулунды, Омска, Томска, к ученым-мичу- ринцам Сибири. Зовет в дальние страны: только за последние годы Коптелов побы­ вал в Голландии, Англии, Италии, Австрии, Югославии. Так что удаленность от шумли­ вого города, хотя и дает Афанасию Лазаре­ вичу некоторый дополнительный резерв вре­ мени, но отнюдь не исключает серьезных де­ ловых связей с тем, что принято называть нашей кипучей повседневностью. Коптелов всегда был и остается активнейшим писате- лем-коммуннстом, и связи его с жизнью ши­ роки и многообразны. Без этого он не мыслит своего творчества. В самом деле, взять хотя бы искусство де­ тали. Когда человек в пути, вроде бы он обречен на поверхностность суждений об окружающем: «И сам летишь, и все летит... и не успевает означиться пропадающий предмет». Но посмотрите, как эти самые «предметы» рельефно выписываются писа­ телем, как умело выделяет он из сотен при­ знаков непременно важнейший. Коптелов видит, как возница ласково смахивает снег с длинных и густых ресниц коня, слышит лу­ кавые слова девушки,'■обращенные к молча­ ливому парню: «Погрейся, а то у тебя все слова смерзлись». Не забывает отметить, что в пору «бабьего лета» плавают в воздухе теплые серебристые паутинк», а на земле толстым слоем укладываются золотистые ли­ стья. «Начнешь сгребать их—вмиг появится ворох. И листья все какие-то недотроги: ед­ ва коснешься рукой верхушки вороха, они зашелестят ворчливо, жестко. Упадешь •в них, они взлетят и с шумом засыплют с ног до головы». Многокрасочный, много­ звучный мир звонкоголосо заявляет о себе со страниц книг Коптелова. Афанасий Лазаревич всей своей жизнью ' видного советского писателя и общественно­ го деятеля Сибири доказывает закономер­ ность «чуда», совершившегося в нашей стране: неграмотный паренек из далекого села Залесово стал человеком передовой культуры. Путь, пройденный самим лисате- лем, и дал толчок к «путевому» ощущению всего его облика художника и гражданина. В произведениях Коптелова внешнее движе­ ние—лишь одна из форм выражения внут­ ренней сущности происходящего. В пути люди, осваивающие дикую доселе природу; в пути крестьяне, берущиеся за отбойный молоток шахтера; в пути целые народы, шагнувшие от родового строя, патриархаль­ щины в социализм. И чем отдаленнее стан­ ция отправления, тем яростнее напор чувств, событий, тем стремительнее бег пробужден­ ного человечества. Каждому новому историческому пласту, вздыбленному, поднятому «на-гора» в про­ изведениях Коптелова, соответствует свой неповторимый мир красок и звуков, своя