Сибирские огни, 1973, №11
Я встал, оделся, пошел мыться. Смоликов по-прежнему сладко спал. Игнат сказал: «Ты не знаешь, когда мой дедушка выспится? Только ест и спит, больной, может?..» Низенькая и особенно широкая от того, что на ней был ватник, те тя Нюра стояла у плиты. Повернув ко мне побледневшее лицо, скорбно глянула на меня большими серо-спокойными глазами, проговорила негромко: — Игната перенесли в общий кубрик, а Катю я уложила в своем. Тоскливый однотонный плач Кати доносился оттуда. Умылся, зашел в общий кубрик. Игнат лежал на столе, на котором до этого меня растирал спиртом врач, приводя в чувство. На Игнате была та же спецовка, в которой он упал в воду, и я вспомнил, что врач запретил к нему прикасаться до приезда следователя. Но ботинки с Иг ната сняли, а под голову подложили подушку. Руки его по старому обы чаю тетя Нюра, наверное, сложила крест-накрест на груди. Я постоял у его изголовья. Игнат был еще здесь, но его уже не бы ло, никогда больше не будет. Лицо его оставалось таким же красивым, как и при жизни, только было теперь иссиня-белым, каменно-неподвиж ным. Кровь на рваной ране лица запеклась рубцом... Я вдруг увидел, как Игнат улыбается, как светятся его глаза, услышал его насмешли вый голос, испытал то ощущение надежности, которое всегда исходило от него... И только сейчас понял, что не успокоюсь, пока виновный или виновные не будут найдены и наказаны, чего бы мне это ни стоило! Послышался голос тети Нюры: — Поешь, может? На кухне я сел к маленькому столику. Тетя Нюра поставила пере до мной тарелку отварной картошки с маслом и колбасой... Я встал, сказал: — Рано еще, не хочу есть.-—И пошел на палубу. По-прежнему не было видно ни противоположного берега, ни самой реки. Шел косой хлещущий дождь, порывами налетал сильный прони зывающий ветер. На барже сиротливо раскачивались лампы, палуба бы ла почти пустой: Енин и Пирогов поработали неплохо... И на берегу горел прожектор, в его свете струи дождя казались косо развешенным стекля русом. Виднелся кузов очередного самосвала. Вместо того, чтобы пойти на кран, я стал медленно подниматься по трапу на берег. Посередине его остановился, держась одной рукой за перила, сильно раскачался, как в детстве на доске: трап был укреплен нормально. Поднялся, вышел на берег. Оба троса растяжек были зак реплены за костыли. Перила установлены по правую руку, если спус каться, потому что спускаться по трапу труднее, чем подниматься. Наг нулся: трос с одной стороны был намотан на костыль и затянут обычным узлом, а не морским, каким пользуемся мы. Вернулся на понтон. Выбрал момент, когда Енин взял песок с бар жи,—и поднялся на кран. Миша Пирогов, щупленький и белобрысый, сидел на скамье у топ ки, читал учебник физики. Миша заочно учился вместе со мной, только я перешел уже на пятый курс, а он — на второй. Миша кивнул мне. Енин обернулся, молча и серьезно посмотрел на меня. И хоть ушанка его была надета по-обычному косо, а треуголь ный нос далеко выступал вперед, ничего смешного сейчас в этом не бы ло. Мы секунду молча глядели друг другу в глаза, потом он отвернулся, продолжая работать, а я постоял еще и послушал: лента тормоза подъе ма так же пищала. Спустился. Тетя Нюра вопросительно посмотрела на меня из кухни. А в ее кубрике продолжала плакать Катя. Я не выдержал и пошел к ней.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2