Сибирские огни, 1973, №10
— Старая песня,—отмахивается Пивов.— Десять бочек и не еди ной мене! Не то — вон томится без дела наш заплечник, а у него пле точки по сходной цене. Сдаются кабатчики. Пивов отмыкает сундук, начинает отсчитывать по деньге. Долго тянется счет: кабатчик, приняв от дьяка сотню монет, принимается забрасывать монеты за щеку, пересчитывая их. — Единую недодал, Угрим Львович... — Проглотнул, мошенник!—сердится Пивов. — Резаная, Угрим Львович... — Вы, канальи, и портите деньги... — Не по-божески, Угрим Львович, трех недодал! Незадолго до полудня на старицком торгу вновь вышибают из бо чек днища... Пивов первым прикладывается к ковшу: вино не больно доб рое, смешанное с медовухой, зато крепкое!.. Пивов косится на стоящих тут же кабатчиков — сплутовали-таки, канальи!— но вновь заводиться с ними ему не хочется — ему хочется квашенины, хочется спать... И опять накатилась на Старицу пьяная дурь. Наехали на торг цар ские охоронники, отпущенные окольничим Зайцевым на разгулку, и не по одному ковшу пропустили. И теплые избы, и сытный корм — все раздобыли для себя молодцы в черных шубных кафтанах, обшитых по плечам и вороту дешевой се ребряной парчой — в такие кафтаны обряжал царь своих охоронцев, чтоб всяк отличал их от простых ратников. В два дня истерзали они Старицу, так истерзали, что будто черное поветрие пронеслось над ней. Ефросинья, которой доносили обо всем, что творилось в Старице, была на редкость невозмутима, целыми днями сидела за ткацким станком, и велела бесчинно выпроваживать всех жалобщиков. Явились к ней уличные старосты, просили заступиться, урезонить распоясавшихся охоронников, от бесчинства которых многие старичане, побросав избы и добро, побежали с семьями прятаться в монастыри. Но и старост вы проводила Ефросинья, сказав им, чтоб не шли они больше к ней, а шли бы к самому царю, ибо его злой волей занесены на Старицу страдания. 8 Первую ночь царь отночевал в Вышгороде, куда заехал поклонить ся мощам святых братьев Бориса и Глеба, там же стоял вечерню — в Бо рисоглебской церкви... Дальше пошли Любутск, Новый городок, Алек син, Холм. Объехав и осмотрев эти крупные и довольно богатые город ки, входившие в удел князя Владимира, Иван поехал по селам —их у князя было больше трех десятков,—и ни одного не обминул, во все заглянул, высмотрел, выведал, как ведется хозяйство, как снимаются до ходы, как держатся пашни, как ведутся ремесла. Во все вникал — дотошно и неустанно,— особенно же'его интересо вал общий уклад вотчины князя Владимира, благодаря которому она могла существовать совершенно независимо от остальной Руси и суще ствовала — вольготно, уверенно и непорушно. И он добрался до сути, он понял, что это маленькое государство потому так крепко, так богато и так безукоризненно налажено и устроено, что оно управляется одним хозяином — полновластным и самостоятельным в любом своем решении, независимым ни от кого в любом своем намерении. Он тоже был полновластен в своем государстве: великая вотчина его — Русь лежала у его ног безропотно и смиренно, и он мог бы пове леть,— о как много он мог бы повелеть! — но тысячи невидимых нитей опутывали его волю, держали его в прочных силках, и он не мог высво бодиться из них, не мог разорвать, разрубить эти цепкие путы, потому
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2