Сибирские огни, 1973, №10

зыскал его за пиршественным столом, из-за которого попа смогло под­ нять только царское повеление. Иван будто не заметил, как нещадно измучен хмелем святой отец, и повелел читать житие — любимое свое чтение. Левкий после каждой строчки засыпал, но Иван приставил к нему Ваську Грязного и тот встряхивал святого отца. Помилуй, господе, тварь руки своей,— шептал Левкий и жалоб­ но просил Ваську: «Послюни, ирод, вежды...» Васька плевал себе на пальцы, лез ими в слипающиеся глаза Лев- кия две-три строчки прочитывались сносно, но дальше Левкий опять начинал заплетаться, желтый нос его притыкался к строчкам, и Васька вновь начинал все сначала. Иван терпеливо сносил эту дурь — видать, она его потешала, по­ тому что лицо его, отекшее и очерневшее от хмеля, от бессонницы, от злобы, нет-нет и вздрагивало от набегавшей на него улыбки. Иван все еще был полураздет, босой, сидел перед изразцовой печы®, зябко прижимаясь к ней спиной, ел квашеную капусту и прихлебывал клюквенный квас. Глиняный квасной кувшин приманчиво запотел — должно быть, княжеские ключники вынули его прямо из погреба, со льда, и Левкий, соберись с духом, попрошайнически заглядывал на не­ го, не смея, однако, испросить у Ивана и глотка. Иван делал вид, что не замечает жаждущего взора Левкия, но вот, что-то надумав, он протянул кувшин Ваське, заботливо сказал: — Остуди святого отца... Васька не понял Ивана, тогда Иван встал, подошел к ним, взял у Васьки кувшин и, оттянув сзади Левкиеву рясу, вылил за нее весь кувшин. Левкий выпучил глаза, искарежился — будто посаженный на кол. А Васька, поглаживая ему спину, приговаривал: — Не все с плясцей, ин и с трясцей!.. Наконец, Левкий пролепетал: — Ах, славно... Еще б кувшинчик, государь! Враз бы вся замра- ченность вышла! —Но, не будучи уверенным, что Иван примет его слова как шутку, тут же оговорился: — Точию пошто, государь, омовение — паче возлияние! Всё едино па небеси более радости будет об едином грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведных! — Люблю тебя, поп,—сказал Иван,— потому уважу... Пошлю Вась­ ку за мальвазией в княжеский погреб. Проведан он тут обо всех углах и щелях — мигом справится, а ты бы поусердней чел жития... Левкий старательно задвигал желтым пальцем по строчкам: — Но не любил он мирской славы, видя в ней вред для души... И стал помышлять, как бы удалиться от людей, вспоминая слова пророка Давида: «Далеко удалился бы и водворился в пустыни, уповая на бога, спасающего меня от малодушия и от бури...» Иван вдруг заговорил, перебив Левкия: — Так и мне надобно... Бросить все и удалиться от людей!.. Не зреть их, не чуять даже духа их!.. Уйти прочь, далеко-далеко, не имея с собой ничего, кроме души и тела! Пошто мне мир сей?.. И тщание мое, и воля над людьми, которые смрадней смрада? Душа моя в огне... И в том же смраде! Распяли ее люди на кресте, который сотворили из смра­ да своего! И принял я крест сей, бо мнилось поначалу — священный крест мой, и подвигаюсь на священное, взяв в руки посох пастыря... Ца­ рем венчался, також мнил — благодеяниями щедро племя людское и зло не правит им!.. Пошто бы мне место свое освящать, коль не с доб­ ром к добру стремился?! Коли б со злом, так не брал бы в святители гос­ пода... Дьявола бы покликал, ему бы заклался душой!.. И не горела бы она у меня, не мучилась своим страшным крестом, выданная мною на