Сибирские огни, 1973, №10

■— Не грешит, кто в земле гниет. — Истинно, государь,—приклонил голову дьяк.—Да удержит меня господь от преступления заповеди его! Дьяк клятвенно окрестился, но Ивану этого окрещения было мало. Он взмахом руки подозвал к себе дьяка, снял с себя крест, ткнул его в самое лицо дьяка. Дьяк благоговейно прикоснулся губами к распятию на кресте — Будешь нам ежемесячно грамотки досылать,—враз изменив тон, повелевающе и сухо сказал Иван.—Через ямских людей московских... И делал бы сие неоплошно. Ежели станется спешность какая —скакать тебе в Волок, в Звенигород или в Рузу, там дьяков моих поискать, а на­ местников сторониться. — Разумею, государь...—дьяк медленно осел на пол и поцеловал босые ноги Ивана. Иван спокойно вынес эту дьяческую благоговейность, повелел ему подняться. — Более нечего сказать тебе мне? — Скажу, государь... Дьяк вздохнул: видно было, что он решается сказать Ивану что-то очень важное. — Много всяких людей наезжает в Старицу... Новгородцы ин — не­ переходящие гости в боярышниных палатах. О чем она с ними говорит, о чем свечается — не ведаю... А вот намеднях заезжал в Старицу боя­ рин большой твой — Челяднин... Всю ночь Офросинья взапертях с ним сидела... Да, знатно, проникло чье-то ухо в их говорю, бо подню и вве­ черу поднялся дурной шепот... — Говори,— повелел Иван, чуя нерешительность дьяка. — Прости, государь, но такое я могу лишь тебе... единому!.. Иван приказал Федьке выйти. — Говори же! — Шепот дурной почался, государь... будто боярышня московиту... Челяднину бишь... о твоем нечестном рождестве указывала... Матушку твою чернила... Иван отбросил от себя дьяка — тот протянулся на полу,—перешаг­ нул через него и кинулся к стене, припав к ней руками, лицом, телом, как будто искал у нее защиты... Из горла у него долго прорывался один лишь яростный хрип. Дьяк стал отползать к двери. — Порождения ехиднины! —закричал и забился о стену Иван. На крик Ивана в спальню вбежали Федька и Васька... Васька кинулся к дьяку, вышвырнул его за дверь, а Федька, увидев бьющегося о стенку Ивана, торопливо убрался за дверь и утащил за собой Ваську. Иван изнеможенно осел на пол и, не имея сил подняться, на коле­ нях пополз к образам. Над Старицей висел жирный блин луны. Ночь была пега от лунной просветли, ее густая марь рыхлыми хлопьями лежала на земле, па кры­ шах изб, на куполах церквей, по задворьям прятались жухлые тени, и смиренно коротала свой час тишина. Ночь —лишь она властвовала над Старицей, и все еще было как прежде: еще тверд и воинственен был дух Ста­ рицы, еще крепка была ее сила и независимая воля, еще возвыша­ лась она столпом посреди русской земли, притягивая к себе ее недобро­ желателей, но уже был близок рассвет и уже зачинался день — первый из той череды черных дней, что отныне начнет отсчитывать Старица...