Сибирские огни, 1973, №10

65 очень долго искал и который может стать не только его слугой, шутом и собу 1 ыльником, но и его другом, которому он препоручит свою волю и который стане! самым ревностным и самым яростным ее исполнителем. Малюта не был тем напыжившимся, гонористым, фыркающим чес­ толюбцем и гордецом, каким был Федька, не был он и тем закормлен­ ным, бездумно-верным псом, каким был у Ивана Васька Грязной, да и от Адашева недавнего царского .любимца —он отличался. Адашев был широк, виден, не знатен, но влиятелен, умом своим слу­ жил царю щедро, хоть и не всегда угодно, делу своему был предан и вел его со страстью: если Адашев звонил в колокола, отдавалось по всей Руси! Царь устранил Адашева от дел, заопалил его, а многие уложения и указы его оставил, не переменил, потому правильны они оказались и полезны. Малюта был из породы себеумцев, всегда одержимых какой-ни­ будь затаенной страстью и полных воодушевляющего их наитья, был горд, но, опять же, по-своему — затаенно, для самого себя, не выставляя свою гордость на чужие глаза; честолюбие было неведомо и чуждо его душе, питавшейся от иных, более глубоких родников, и потому, даже окажись у него достаточно власти, он не стал бы звонить на всю Русь в свои властные колокола. Малюта был призван к иному: высшим счастьем для него было без­ заветное служение власти, и чем выше и сильней была власть, тем само­ отверженней он готов был служить ей. А царскую власть он считал свя­ тыней, утвержденной на земле самим богом, и служение этой святыне почиталось им за служение самому богу. И высмотрел ли это в нем Иван или почуял духом, но с появлением Малюты всем стало ясно, что отны­ не царская воля не будет переходить из рук в руки напыщенных често­ любцев и льстецов, ублажая их и вознося, а будет исполняться с ра­ достным рвением и с той неукоснительностью, с которой не исполняются даже святые обеты. Старый Басманов, увидев утром отъезд Малюты, кинулся к сыну, к Федьке, допытаться, проведать — куда и по какому делу снарядил царь Малюту? Тяжелая ревность лежала в его сердце. Еще в Полоцке, на двинском льду, когда царь посадил на его коня Малюту, почувство­ вал он первый приступ этой ревности. Все так ладно складывалось у не­ го с царем, все шло к тому, о чем он беспрестанно мечтал и к чему нас­ тойчиво стремился: судьба дарила ему, наконец, царскую благосклон­ ность и доверие и возможность быть первым у этой благосклонности, и вдруг этот невесть откуда взявшийся захудалый служилый, безвест­ ный, безродный, почти сермяк, в мгновение ока перетоптал, переследил своим бесчинным, холопьим шагом столько лет проториваемую им, Бас­ мановым, тропинку к царю. Заревновал Басманов, запеклась в его душе горечь, еще тяжелей бы­ ла осознанная зависть, но он знал свою силу, знал свои способности, знал, чем ценен он и что многое из того, чем озабочен царь, может быть возложено только на него и исполнено только им, и потому, сквозь рев­ ность и досаду, из его души пробивалась уверенность, что он нужней ца­ рю, чем Малюта, и что в больших и важных делах с царем он и никто другой. Однако этот таинственный отъезд Малюты с татарскими цареви­ чами, в сопровождении целой полусотни конников враз лишил Басмано­ ва его самонадеянной уверенности. И хотя не знал он, зачем и куда от­ правляется Малюта,— могло быть, что слал его царь по какому-нибудь пустячному делу,—но одно то, что он, Басманов, не принимал в эюм участия и был оставлен царем в полном неведении, привело его в такую растерянность, что он не удержался и впервые обратился к своему все­ знающему и вездесущему сыну. 5. С и б и р ск и е огни М> 10.