Сибирские огни, 1973, №10

59 чи, а Иван широко запускал руку в стоящий рядом с ним ларь с драго­ ценными камнями и жемчугом и с невозмутимым, лишь чуть напряг­ шимся от алчного восторга, лицом высыпал целой пригоршней драго­ ценности на руки обомлевающих иноземцев Когда посланнику австрий­ ского императора Максимилиана царские рынды накинули на плечи со­ болью шубу, опушенную горностаем, а Иван собственноручно повесил ему на шею тяжелую серебряную цепь, у того подкосились ноги, и он опусгился перед Иваном на колени, впервые нарушив незыблемое пра­ вило, по которому послы габсбургской империи приветствовали москов­ ских государей без коленопреклонения. А если выдавался погожий день — солнечный, невьюжный, пусть и морозистый, Иван, отстояв обедню в Софийском соборе, неизменно устраивал скачки на тройках по Двине, стремясь и здесь подивить ино­ земцев чем-нибудь необычным. Подкованные, выстоявшиеся кони впрягались в легкие, узкополозые сани, устеленные обледенелыми ро­ гожами; а сани гладки, как стол, и скошены к заду — на таких санях долго не продержишься, снесет, когда возницы, у которых в руках вмес­ то батогов —-горящие еловые ветки, разъярят лошадей, прижигая им под хвостами. Но в том-то и диво, и азарт затеи — удержаться в санях на трех верстах дикой скачки, а удержаться — мудрено, ибо рукавиц с собой в сани брать не положено. В такой скачке, на хлестком ветру,— за полверсты обморозишь руки!.. Но тут уж или удача, или руки! После скачек, одарив удачливых и ловких, Иван сам садится в сани — не в такие, на которых резвились лихачи, а в добротные, с бор­ тами и со спинкой, но полоз у них тоже узок и в ходу они легки. Велит и иноземцам подавать сани... Усаживает их царская челядь к высоким спинкам, обитым толстой полстью, в ноги кладут им медвежьи шкуры, закутывают в шубы — с головой, чтоб не поморозились, ибо царь тоже любит быструю езду, и будет мчаться и пять, и шесть верст, покуда ло­ шади не выдохнутся. В возницах у него неизменно Васька Грязной: сноровен царский любимец в быстрой езде — в угоду царю будет рабо­ тать плетью до тяжелой испарины, шубу скинет, до рубахи разденется, а промчит царя так, что у того слезы на щеках померзнут. После катания — неизменный сбитень. Прямо с огня, только-только сваренный, пахучий, жгущий губы, горло, нутро —только такой сбитень любит Иван и похлебывает его, как простой холоп, из берестяного кор­ ца, блаженно постанывая и умиляясь мучениям расхоленных иноземцев, старающихся ни в чем не уронить себя перед русским царем и, смарги- вая неудержимые слезы, глотающих этот огненный напиток, который они непременно назовут варварским. После сбитня иноземцам показывают самое дивное диво — купание в проруби. Перед широкой прорубью, высеченной загодя посередине ре­ ки, с полдюжины ничем не приметных мужиков снимают с себя шубей­ ки, кожушки, кафтаны, рубахи, порты —не торопясь, будто не на яром морозе, а под палящим солнцем,—и, оголившись, не раздумывая, не примеряясь, плюхаются в ледяную купель. Это зрелище так поражает иноземцев, что они просят Ивана показать им этих людей поближе, и, когда те, одевшись и обогревшись около костра, приближаются к ним, они не удерживаются, чтоб не потрогать их и не убедиться, что это дей­ ствительно живые люди. А Иван, то ли стремясь еще больше поразить иноземцев, то ли желая просто-напросто прихвастнуть, присказывает че­ рез толмачей, что у него ледяной купелью не только простые балуются, но и знатные —такие, как большой воевода Шуйский, воевода Щеня- тев да и другие воеводы и головы полковые. Вскоре, однако, поутих и детинец: поразъехались иноземные послан­ ники, а новых уже неоткуда было ждать, и унял царь свои торжества. Не служили больше служб в Софии —царь молился в своей молельне,