Сибирские огни, 1973, №10
в прорубь, сам пошел к замеревшей толпе.—В Ливонию бегать резвы были, а теперь ноги у них отнялись!.. Как свежие раны, зияли на исстывших, синюшных лицах глаза, и не было уже в них ничего человеческого, и даже ужас уже исчез из них... Глаза доживали последние мгновенья, и эти мгновенья были уже без больны для этих людей, неощутимы —мгновения спасительного забытья, которое, как исповедание, облегчало их конец. Мужик подошел к передним, обрыскал их оценивающим взглядом, выбрал одного, осторожно взял его за руку, как поводырь слепца, повел к проруби. На краю подшиб ему ноги и проворно отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от взметнувшихся брызг. Постоял, подумал, зыкасто крик нул охочим: — А-ну, подить-ка сюда!.. Охочие трусцой поспешили к нему. — Вяжите по дву,—приказал он им.—И сноровно, сноровно, штоб поспевали за мной. Охочие послушно, со старанием, принялись связывать людей в па ры, а мужик стал таскать их к проруби и сталкивать в воду. Пот градом катил с него, застывая на бороде грязной наледью, запененные губы вы вернулись от натуги, растянулись, задышка трясла его, как припадок, но он ни на минуту не позволил себе остановиться, передохнуть, только изредка оглядывался на царя и улыбался свирепой, натужной улыбкой. Управившись, мужик с облегчением отдышался, поободрал щепотыо наледь с бороды, повернувшись лицом к взошедшему солнцу, широко ок рестил себя и только после этого обратился к Ивану: — Воля твоя исполнена, государь. Дозволь пойти с глаз твоих. — Подойди,— сказал ему Иван. Мужик приблизился к Ивану, остановился в шаге, покорно опустил голову. Иван высвободил ногу из стремени, носком сапога поддел му жика под подбородок, поднял его голову, вонзил свои глаза в его глаза... — А иных...—голос Ивана сорвался на шепот,—по воле моей та- кож перетопил бы? — Коли в том нужда, государь,—ответил мужик,—Ежели кто не угоден тебе, скажи, и мы за тебя кому хошь нутро вытрусим. Иван опустил его голову, вдел снова ногу в стремя. — Служилый? Смерд? Холоп? —спросил он мужика. — Служилый, государь... Из Вельска я... — Имя твое? — Имя мое не знатно, государь... Малюта Скуратов, Лукьянов сын. крещенный Григорием. — Припоминаю тебя, Малюта...—ноздри у Ивана дрогнули,— Хо чешь быть у меня слугою, Малюта? - спросил он с волнением, словно боялся что Малюта не согласится,-Слугою... и верным моим особином? — Кто ж сего может не хотеть, государь? На сем свете нет службы почетней, чем служба тебе, государь! . Иван сдержанно улыбнулся, сделал повелевающий знак рукой. Алек сей Басманов подъехал к Ивану. — Коня Малюте Скуратову,— не оборачиваясь, через плечо бросил Басманов понял Ивана. Медленно слез с коня, медленно подвел его к Малюте - Пока-боярский конь тебе, Малюта,-снова улыбнулся Иван.— Садись в седло... Мы едем —на пир!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2