Сибирские огни, 1973, №10
бимцам, его приспешникам и всем лизоблюдам, толкущимся около тро на. Служил Адашеву, служил Сильвестру —наполнял им чаши п убирал из-под них объедки, не стало их, имена их псовым кличкам сподобле ны, но пришли другие, и снова он холопом перед ними... Федька стряхнул на пол остатки вина из ковша и показно быстро отошел от Левкия. Левкий посмотрел ему вслед, скорбно смежил глаза, но пальцы его тут же потянулись к чаше, восторженно общупали ее и чуть-чуть приподняли над столом, чтоб насладиться не только осязани ем ее, но и тяжестью. Благослови, душа моя, господа, и вся внутренность моя —святое имя его! ’Выговорил он медленно, с придыханием.— Он прощает все беззакония твои, исцеляет недуги твои, насыщает благами желание твое. За воеводским столом кто-то не то хмыкнул, не то икнул. Глаза Лев кия враз юркнули в подбровье и притаились там. Он по-собачьи начу- тил ухо, словно прислушивался к чему-то, и тихонько, торжествующе шепнул самому себе: — Боже! Как умножились враги мои!.. — Что ты там шепчешь, поп, под нос себе? —с недовольным смеш ком спросил Иван.— Злую силу отваживаешь?! — Напиток сей благословляю, государь, в коем растворена твоя щедрая милость к нам —черным, хранящим в сердцах своих заветы гос подни любви и сострадания к ближним.—Левкий ублажению приспу стил ресницы, поднял чашу, но прежде, чем пригубить ее, успел еще метнуть черный взгляд в сторону воеводского стола, и там взгляд его не остался незамеченным, хотя и был он стремителен, как мысль. ■— Да святится имя твое, государь! —громко и подобострастно ска зал Левкий. Ресницы у Ивана дрогнули, искорки на их кончиках погасли, но гла за его остались неподвижны. С лица Левкия впервые сошла желтизна; глаза его стали прозрачны, будто вместо них в его глазницы была нали та вода, и впервые глаза его были растеряны, и впервые он не таил их, а трусливо прятал. Чаша в его руках вот-вот расплескалась бы, и он, не решаясь опустить ее на стол и не в силах долее держать ее на виду у всех в дрожащих руках, приткнулся к ней бескровными губами и дол гим, намеренно долгим присосом вытянул из нее все до последней капли. — А что, поп,—вдруг спросил Иван, - прорублены ли проруби? Левкий брязгнул чашей об стол, обтер рукавом сутаны обмоченную вином бороду и вмиг стал прежним Левкием —злоумным, лукавым, над менным, жестоким и желтым’-желтым, как адов огонь, в котором неиз бежно должна была сгореть его душа. — Еще с пробрезгом, государь. — Воеводы,— 'Сказал Иван,—не поехать ли нам поглядеть, как бу дут топить израдников? Левкий с восторгом вылупил на Ивана глаза. Тысяцкие и дворовые воеводы тоже подняли восторженный галдеж, но за большим воевод ским столом было тихо —именитые молчали... Князь Владимир, сидев ший по правую руку от Ивана, тоже приник к столу. — Так что ж, воеводы? —Иван через силу улыбнулся.—Царским приглашением гнушаетесь? А может, зрелище такое не по вас... а по мне лише? — Пир победный нам более по душе,—громко сказал со своего ме ста Серебряный —сказал спокойно, бесстрастно, не выдав Ивану ни еди ного своего чувства.—Но и приглашение твое нам не в тягость. Вели встать из-за столов, и мы последуем за тобой. Шуйский с Пронским обкосили Серебряного презрительными взгля дами, но смолчали, только Щенятев что-то буркнул себе под нос и отсел на самый край стола.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2