Сибирские огни, 1973, №10
ны темными, сводчатыми коридорами, около раскаленной жаровни си дело трое стражников... Не узнав в первое мгновение Ивана, они схва тились было за бердыши, но тут же и посвалились на пол, как мертвые. Иван перешагнул через одного из них, закрывшего ему дорогу, снял со стены масляный факел, нетерпеливо выдохнул: — Куда? — Сюда, государь...—мышью шмыгнул в один из коридоров Левкий. В глубине коридора маленькой, светлой точечкой проглядывал сла бый огонек лучины. Иван стремительно ринулся на этот огонек. Левкий из последних сил гнался за ним. Возле двери пыточной комнаты на по косившемся топчане дремал стражник. Заслышав шаги, он встрепенулся, поднялся с топчана, подозрительно и зло стал следить за приближаю щимся к нему факелом; рука его настороженно выставила вперед бер дыш. Иван, не замедляя шага, резко и неожиданно сунул ему чуть ли не в самое лицо факел, стражник с испуганным всхлипом откачнулся, бер дыш выпал у него из руки, протяжно взвякнул на камнях пола. — Отворяй!—вынырнул из темноты Левкий. — Святой отец!—узнав Левкия, обрадованно всхлипнул стражник и проворно дернул на себя тяжелый засов, двумя руками, с полной на тугой, потянул створку двери... Створка бесшумно подалась, пошла, по шла, вдавливаясь в густую темень коридора. Из открывшегося темного проема двери дохнуло запахом кузни, сыромятной кожи и еще чем-то — неприятным, тошнотным. Свет факела мгновенно прилип к ‘чуть наклонным, сыроватым сте нам крупной каменной кладки, изрубцованным известковой росшивыо, повис серыми бликами на вделанных в стены кольцах, крюках, цепях, на вылощенных, от множества побывавших в них шей и рук, пыточных ко лодах, серой пеленой распластался по полу. Иван поднял факел повыше, сделал еще один шаг. Справа, под сте ной, высветился холодный горн, с нависшим над ним жестяным вытягом, в горне — кучей наваленные клещи, тавра, цепные наручья, железные пояса, глиняные тигли для плавления свинца, которым заливали глотки самым упорным и нескоримым. Рядом с горном — кадки с рассолом — им поливали раны; в других кадках —размокающие пыточные рубахи и патемники из сыромятной кожи, которые надевали на пытаемых размок шими, мягкими, а после сажали к огню, от чего кожа быстро высыхала и сжималась, ломая порой и ребра, а натемник так стискивал голову, что больше двух дней никто не выдерживал —или сходил с ума, или созна вался. От вида всех этих орудий пытки Иван даже как будто успокоился: высмотрев на стене вставленный в зажим факел, он терпеливо поджег его своим факелом. В дальнем от Ивана углу стал виден прикованный цепью к полу голый, щуплый, безбородый человек. Лица его не было видно, четко проглядывала сквозь полумрак только выбритая макушка и прижатые к подтянутым к груди коленям костистые плечи. Недалеко от него —под стеной, на широком кутнике, лицом к стене, лежал дру гой человек —видать, спал. Иван подошел к кутиику, саданул спящего в спину коленом, занес над ним факел... Человек подхватился — спро сонья, с перепугу рыкнул по-медвежьи и в растерянности закрылся ши роченной, пухловатой ладонью от света факела. — Будя,—сказал он с растерянной добротцой, вызирая прищурен ным глазом из-за растопыренных пальцев. — Никак Махоня? —удивился Иван. — Я, государь...—враз узнав Ивана, глухо вымолвил Махоня и грузно сполз на пол.—Опочйва нигде не приискал...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2