Сибирские огни, 1973, №10

наметились «кризисные явления» и т. п. Но ведь до самого начала двадцатого ве­ ка в русской литературе продолжали ра­ ботать такие гиганты критического реа­ лизма, как Л. Толстой и А. Чехов, не говоря уже о многих других его пред­ ставителях. А вслед за ними «вдруг», несмотря на засилие декадентского искус­ ства, выступила целая плеяда молодых талантливых писателей-реалистов. На си­ бирской почве это объясняется небыва­ лым обострением в крае доли иностран­ ного капитала, неспособностью цариз­ ма навести хотя 1бы относительный по­ рядок на окраинах империи — всюду уси­ лилась эксплуатация рабочих, вскрылась вопиющая неразбериха с переселением крестьян, обнаружилась крайняя степень обнищания всех слоев трудового населе- ления, особенно так называемых «инород­ цев». Сибирь стала каторгой в прямом смысле для тысяч людей, повинных толь­ ко в том, что они желали жить по-челове­ чески. Вполне естественно, что здесь стихи Игоря Северянина, только что вышедшие в четырех книгах, приняли, как «четыре позы» литературного уродства» (журнал «Сибирская новь», 1910), а о нашумевших заумных экспериментах А. Крученых го­ ворилось: «Заумность этого, простите за выражение, стиха не подлежит, сомнению, но едва ли можно к такой явно издева­ тельской галиматье подходить с обычны­ ми приемами логики» (А. Новоселов — га­ зета «Омский вестник», 1914). Почему так резко? Потому, что тот же Новоселов в это время был взволнован проблемами неиз­ меримо более значительными, проблемами социальными, потому что он видел, с болью переживал и бедствия согнанных с родных степей казахов, и неизбывную нуж­ ду русских крестьян-переселенцев. «Когда въехали в деревеньку, — расска­ зывает А. Новоселов в «Омском вестни­ ке»,— я был подавлен первым впечатле­ нием. Казалось непонятным, что могло за­ ставить людей понастроить эти скотские конуры и с такой поспешностью окру­ жить непролазной грязью... Запах плесе­ ни и прелого обдает тебя уже в дверях, а внутри неуютно и темно. — Это что,— махал старик руками,— посмотрели бы, что тут делалось весной. Дух спирало. Ребятенки мерли тогда. Не сносят, видно. Говорите, не чисто живем. Господь ведает. Може, и вправду не так бы надо. Да ведь как! Где уж нам — кабы сы­ тым быть...» До упражнений ли типа Северянина и Крученых после таких-то картин! И писа­ тели Сибири —будь то Феоктист Березов­ ский или Георгий Гребенщиков, Исаак Гольдберг или Александр Новоселов, Вла­ димир Бахметьев или Степан Исаков, а вместе с ними и Вячеслав Шишков,— каждый по-своему заговорили язы­ ком народным, метким и красочным, заго­ ворили о самом насущном да еще с на­ пором и дерзостью, ибо после революции, как никогда ранее, ощутили за своей спи­ ной всенародную поддержку, то . молчали­ вую в дни террора, то «громкую» в дни забастовок и демонстраций. Сложилась редкая ситуация, когда печать Сибири, не­ смотря на всяческие репрессии, в большей своей части находилась в оппозиции к правительству, и чем туже завинчивался пресс цензуры, тем сильнее росло сопро­ тивление. Путевые очерки Вяч. Шишкова «По Чуй- скому тракту», печатавшиеся почти сразу в двух газетах — томской и барнаульской, и на их основе возникшие «Чуйские бы­ ли», опубликованные в центральном жур­ нале, тем и хороши, что неукоснительно правдивы, едва ли не фактографичны с их определенно обозначившимся стремлением запечатлеть быт в его плотной и густой материальности. Неторопливо, с буднич­ ной интонацией, рассказано в очерках о жизни русских поселений на Алтае, о том, как круто обошлись православные со «страшным камом», , продолжавшим кам­ лать, потому что «ему нельзя без этого» — «его тогда шайтаны задушат», и сов­ сем уж дурно выглядят «усмирители» алтайцев... Сами же алтайцы так рассказывают пи­ сателю об условиях своего существова­ ния: «Житье наше плохое. Кабинет обвел нас межой, лишил простора. Жить стало трудно. Нашему народу надо много зем­ ли — у нас много скота. Скот от бескор­ мицы падает... Надо нас жалеть. Мы со своей землей пришли в верноподданство, мы не с голыми руками пришли. Нас не воевали — сами пришли...» Упрекали Вяч. Шишкова в том, что он не различает классовой розни среди ал­ тайцев. В очерках «По Чуйскому тракту», после изучения жизни алтайцев с разных сторон, сказано: «Выслушали мы мне­ ние по земельному вопросу людей бога­ тых и власть имущих, так сказать, мест­ ных феодалов, воля которых для своего народа — закон, его же не перейдешь, и капитал которых так же беспощадно и не­ отразимо гнет бедноту в бараний рог, как и толстая мошна любого нашего истинно русского Колупаева». Сосредоточение взи­ мания в «Чуйских былях» на русских тор­ гашах, беззастенчиво обирающих трудо­ любивых и бесхитростных аборигенов края, связано с задачей — показать коло­ ниальный хищнический характер деятель­ ности царизма в освоении богатств Сиби­ ри. В то же самое время в «Чуйских бы­ лях» видна приподнятость, идущая от не­ обыкновенной по очарованию природы Алтая, от народных сказов и былей, как русских, так и алтайских, от предощуще­ ния грядущих перемен. Видна ничем не прикрытая ярость негодования писателя и несокрушимость его веры в торжество правды. Предваряя «были» о страданиях целого народа, Вяч. Шишков со всей не­ посредственностью потрясенного человека заявляет: «Весь бы тракт можно слезами залить, что сочились из узких глаз полудиких, о