Сибирские огни, 1973, №10
Рассуждение показалось хотя и новым для Кулагина, но выстрадан ным и потому убедительным. И Гайдашев, подкупленный простотой и логичностью его доводов, улыбнулся учителю: — К тому же и балуют нас частенько не по заслугам, — не это ли осталось у вас между строк? — Самопризнание —половина покаяния, — выдал старик афоризм и, побарабанив по столу бамбуковыми пальцами, спрятал свой «мозер» в жилетный карманчик. — Мда, победителей не судят. И до сих пор я прощал вам все ва ши выходки. Но если сейчас вы откажетесь от моей последней просьбы... Никогда он не слышал от Кулагина такого тона — почти умоля ющего. Неужели он снова вознамерился сорвать его с завода и затянуть под свое крыло? И опять все начнется сначала? Вот не было печали. Этого Гайдашев сейчас опасался более всего. Но он не представлял себе, какой у старика созрел план. — Предлагаю вам, коллега, занять мое место! И Владимир Климентьевич Кулагин эффектно поднялся из своего насиженного кресла и царственно взмахнул рукой. Но при жизни Кулагин так и не уступил своего поста никому. Скончался он в кабинете, отдавая дневные распоряжения верному подручному — Домбро. Тот и вскрикнуть не успел, увидев, что старик захлебнулся возду хом и из жесткого кресла плавно выскользнул на ковер,— словно в во ду погрузился... Его уход потряс Гайдашева не меньше, чем гибель Тоньки. Та смерть была предсказана врачами, и надеяться можно было лишь на чудо. Кулагин же существовал всегда, и жизнь без него стала еше слож нее, чем была. Теперь все нужно решать самому, а Кулагин так и не научил его этому. Последние слова, какие он услышал от своего учителя, были слова ми жесткими, истинно кулагинскими: — Вы — хороший человек, Миша. Но не будьте слишком добрень ким с теми, чья судьба зависима от вашей воли. И слишком щедрым с ними не будьте. Пускай растут в строгости. Уж поверьте вы мне, ста рику... Он впервые сам назвал себя с т а р и к о м . И Гайдашев прямо-та ки вздрогнул, услыхав это словцо от него самого. А что значит «слишком», Владимир Климентьевич? — спросил он пытливо, как в юности, когда желал получить от своего учителя вновь открытую им формулу редкого реактива или схему кристаллографиче ской структуры рудного ископаемого. Это значит —не раздаривать себя. Вы нужны науке. Ей одной. Помните об этом. И не предавайте ее! Он не принял его заповедь. Но и отвергать ее не стал. Ведь в эту минуту он мог возразить учителю только словами. А спорил он с ним всею своею жизнью. ♦
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2