Сибирские огни, 1973, №10
до прихода ночной смены. Достоялись до того, что ноги застыли, как литье в опоке, а перед глазами поплыли радужные терморазводы. Надоело. И впервые за много лет Гайдашев обрадовался вы ходному. А вот нынче, хоть и понедельник — тяжелый день, но Сосновский встретил его веселенький. К карману спецовки, щегольски прострочен ному белой ниточкой, был у нег© прик©лот массивный прямоугольный значок —синий с золотом. — Видали! —тотчас похвастался новинкой.— Вчера мы были в концерте, и моя дщерь выцыганила этот тяжелый знак у одного знако мого скрипача: «К 100-летию Московской Консерватории»! Шутки? — И это помогло вам исправить настроение? — разозлился Гай дашев.—Мне бы ваши заботы! — И я вам сейчас его исправлю,—оставил он в покое свой суве нир,—Перед вашим приходом звонили из механического... — Снова брыкаются? — Нет, похоже, что вот-вот доставят нам новое днище. — Нос какими диаметрами? —не поддавался Гайдашев. — Больше предыдущих. Да что он, издеваться вздумал? Или времени ему не жаль и за трат? Не слишком ли роскошно они тут живут? — Больше? Кому же пришла в голову такая ересь? — Не обижайтесь, Михаил,—успокаивал его Сосновский, странно величая полным именем, но без отчества.—Это ваш соавтор предло жил, Вахтанг Илларионович, не я. Только не выдавайте меня, ради все го святого! —картинно взметнул Сосновский руки.—Я обещал не по свящать вас, пока не испытаем. — Пройдемте-ка лучше в цех! —Так он не обрывал Сосновского ни разу. И хоть тот ни словом, ни жестом не выдал своего смущения или неудовольствия, но до ворот монтажного цеха добирались молча. Дождь лил не переставая. Глинистые потоки смывали насыпь за водской колеи, заливая колеса платформ, груженных чугунными чуш ками. Сейчас, под дождем, слитки смахивают на брикеты кизяка, и в та кую погоду издают не свойственный металлу шибающий запах. Каза лось, самый воздух пропитан неистребимой сыростью — кислым духом глины и сточных вод. Но в цехе пахло горячее —окалиной и литьем. И Гайдашеву пред ставилось, будто он к себе домой попал. И вместе с благодатным теплом встретила его новость, согревшая мигом: на спецплощадке уже началось вмонтирование очередного дни ща в чашу реактора. Цеховой механик Барашин то и дело ввинчивает мелкие и вост ренькие, будто латунные обрезки, замечаньица — «взяли-нажали», «шу- руй-давай». Он настроен оптимистически. Но Гайдашев, как человек неискушенный, судит проще и прямее: — Так каков же смысл увеличения диаметров? Словоохотливый Барашин пострелял побочными словечками, вроде «мотор чих-пых» и «не на слюнях лепим!» Но потом высказался на удивление дельно: — А попытаем счастьица — раздувать их! — Кого раздувать? —уловив идею на лету, нарочно переспросил Гайдашев. — Ох, до чего же вы недоверчивый, Михал Терентьич! —погрозил ему Барашин пальцем, вкусно причмокивая притом толстыми губа ми,—Струи, а то кого ж! Тут и Сосновский нарушил вынужденное молчание:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2