Сибирские огни, 1973, №9

— Не спуста молвится, бояре: что в сердце творится — на лице не утаится, —сказал тот. —Зрю я ваши лица и разумею ваши серд­ ца. Окручинились они и засмутнлись!-. А все через что? Через что не глядишь мне в глаза ты, Шуйский? А ты, Петр-князь? Не через то ли, что я, боярин Челяднин-Федоров, целован царем и Казенным дво­ ром жаловал? Пристало ли мне быть кем иным? Ты, Петр-князь, пер­ вым скажешь, что не пристало, ибо родом и честью я выше всех вас! Замерли руки у бояр: не стало забавы им ни от хренниц, ни от солонок, ни от ложек, ни от ножей... — А может, другое что засмутило вам души, бояре? Отступником мните меня?! И готовы судить!.. Но судья мне лишь бог да я сам!.. А не вы, бояре! Ибо нет среди вас никого, кто сказал бы мне, что боле, чем я, терпел и гнобился и стоял на своем тверже, чем я! Я один по­ дал глас свой в защиту исконных обычаев наших! Я один не терпел попиранья!.. Не таясь, не юля, с богом в сердце и с верой в священ­ ность заветов отцов и дедов наших, учал я противление!.. — Тех уж нет, кто сказал бы тебе и встал вровень с тобой!..— быстро выговорил Пронский. — И в том вы винны, бояре!.. —Челяднин выждал, чтоб каждый прочувствовал его слова: в них было больше, чем обвинение... В них была боль, в них была скорбь, — такая боль и скорбь, что даже самых возмущенных и самых несправедливых его порицателей они должны были обернуть против самих себя. — Вы всё хитрили, выжидали!.. За чужую спину хоронились! Мнили, что обойдет вас беда.... Отсидитесь, отождетесь!.. Мнили, алчность и злоба его умерятся!.. Отведет он ду­ шу на самых ретивых и непокорных и уймется... — Побойся бога, боярин, — вскинул голову Шуйский. — Пошто вину таку на нас кладешь? — Вы сами положили ее на себя! И ежели у бога просите кары на него, просите кару и на себя! — Постой, боярин! — встревоженно крикнул со своего места Се­ ребряный. — Постой, Иван Федорович!.. Серебряный перешагнул через лавку, оттолкнул стоящего за его спиной слугу, торопливо прошел через горницу к княжескому столу. — Не в место таки речи, боярин, — сказал он тихо Челяднину.— Пошто собак дразнить? В избе сучков много... — Доноса страшишься, Петр-князь? — Страшусь! — Нет среди нас предателей! — грохнул по столу Шуйский. — Нет! Скажи ему, князь! Незачем нам продавать свою душу дьяволу! Незачем!.. — гневно потряс он растопыренной пятерней.—Дьяволу нечего нам посулить! Злата и серебра в сундуках наших боле, чем в его захудалой казне! А то, что мы тщимся иметь, он не даст нам и за наши души! — Ты хмелен, воевода, — сказал Серебряный. — Стать буяет в тебе... — Будет! — снова трахнул с яростью по столу Шуйский. Пораз- летелись на пол кубки, послетали с жаровен блюда...— Реки же, боя­ рин, — сказал он настойчиво Челяднину. — Мне не учить вас, бояре, — невесело вымолвил Челяднин. — Мы все умны на свой лад... Только знайте и помните —смутное и страшное время заходит на Русь... Как гроза ополночь! Чем она изой­ дет: дождем иль градом — никто не ведает! Один бог... А та сила, что грозу ту нагонит, уж видна!.- Она уже рвет бразды из ваших рук! И не малец на престоле в Москве. Царь на престоле! Царь, бояре!.. И не от блажи надел он на себя Мономаха... Посягнул он на столь высокое, что нам с вами туда и взора не кинуть! Отец его, великий князь Ва