Сибирские огни, 1973, №9
пул из темноты сеней, как из мутной воды. За ним царь Касаевич, Федька Басманов, Васька Грязной... Бояре подхватились с лавок, за мерли в поклоне. Иван был весел, глазаст... В простой, стеганой ферязе, в длинно ухой беличьей шапке, в грубых сапогах, с плеткой в руке — он похо дил на ямщика, молодого, разорного, прогнавшего с маху верст двад цать по студеному ветру и зашедшего в избу хватить тепла. Стал, качнулся на упругих, раскоряченных ногах, брезгливо по тянул носом. — Ай загнили, воеводы? — сказал он весело, с издевкой. — За- тохоль в нос шибает. Басман, отвори дверь! Федька ударил в дверь ногой, выбил ее в темноту. Из-за порога вывалились белые лохмы пара, упали к ногам Ивана, истаяли на черном полу. Иван поиграл плеткой, обкосил горницу — в глазах смех, на впа лых щеках остывающий румянец. — Не стой сзади! — вдруг свирепо вскрикнул он и, резко повер нувшись, хлестанул Федьку плеткой. Федька без звука убрался в угол. За спиной Ивана осталась хо лодная пустота сеней. Он кинул Грязному плеть, расстегнул на гру ди ферязь. Из-под нее, на черном сукне душегреи, блестящими капля ми сверкнула серебряная цепь креста- — Живы, воеводы, здравы? Никто не хвор?.. Никто не херен? — Живы и здравы!.. Твоими заботами, отец наш! — пропел и по клонился Толстой. — Оставь уж, боярин, стращать меня своей плешью! — язви тельно скосился на Толстого Иван. — Помене б кланялся, а боле в глаза глядел! — Пред тобой, как пред богом, государь, открыт до глубины души! — Душа твоя — черт ногу сломит!... Иван опять обкосил горницу, нахмурился. — Пошто в теми сидите, как мыши?! Возжечь лучины! Дать свечей! Писцы засуетились, затрещали лучинами; рынды откуда-то добы ли шандал с полуисплавившимися свечами, понесли его на стол. По ставили прямо на чертеж, выхватили из светца лучину, подожгли све чи. Стало светлей. Лица бояр повыпуклились, стали белые, словно на тертые мелом, и рыхлые. Иван увидел Челяднина, удивился,: — Тебя ли зрю, боярин? Уж не чудится ль мне с тоски? — Так и есть, се я, государь! Слуга и опальник твой, Иванец Че- ляднин-Федоров. Из Дерпта на поклон к тебе завернул... И в Моск ву — по твоему велению! Иван шагнул к Челяднину, притянул его голову к себе, долгим поцелуем прижался к его лбу. — Прости! — откинувшись, прошептал он и поклонился Челяд нину: из-под расстегнутой ферязи выскользнул крест, ударил его по коленкам- — И молодостью оправдываюсь, и неразумением! —- Государь!.. — напуганный и пораженный, отступил от Ивана Че- ляднин.— Нетто не бог над нами — горний судия?! Суд царев, а воля — божья! Пошто смущаешь такой смутой и мою, и свою душу? Ты— госу дарь, и волен казнить иль миловать своих холопов! —■Истинно речешь, боярин!.. Один бог над нами — судия! И кто бо гу не винен — царю не виноват! Иван отошел от Челяднина к столу. Щенятев с Шуйским и Бутурлин подставили ему лавку. Иван остановился возле стола — задумался. Од на рука его мягко легла на чертеж, поползла по нему к шандалу. Бас манов, стоявший с левой стороны стола, осторожно подхватил шандал,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2