Сибирские огни, 1973, №9
— Жалуй, жалуй. Петр князь!.. — сдержанно проговорил Челнд- нин, но глаза его заискрились. — От добрых встреч я поотвык!.. А от худых старался быть подале- — Облобызаемся, мил-боярин! Обычай — в радость! Серебряный обнял Челяднина, троекратно поцеловал и. отступись на шаг, вдруг истово перекрестил его. — Пошто ин крестишь меня, как нечистого? —подивился Че- ляднин. — Чтоб напасти все сошли и отступились от тебя лиха! — Эвон!.. Я, грешным делом, возмнил — от меня открещиваешь ся. Племянник твой полдороги роптал на меня, — глянув на Оболен ского, шутливо пожаловался Челяднин и рассмеялся. — Под носом взошло, а в голове и не засеяно,— сказал Сереб ряный. Оболенский побледнел; остановившиеся глаза заволоклись слеза ми. Челяднину стало жаль молодого княжича, которого родовые обы чаи заставляли стерпеть даже такую обиду. — Терпи, князь, — сказал он ему ободряюще, — настанет и твое время! Будут еще дядья пред тобой искать... От и помянешь ты им... красный кафтан и черную обиду. — А неужто никак не к лицу мне кафтан? — сощурился Сереб ряный. — В кольчуге, поди, поприглядней было бы! — ответил Че ляднин. — Кольчуга на брань, кафтан — на пир! Ныне вечером в твою честь, боярин, князь Володимер пир устраивает. — Великой честью дарит меня князь, — нахмурился Челяднин. — Не пировать заехал я сюда. Царю поклониться — и на Москву... Путь еще долог. — Сие пред его ушами ты изречешь, боярин, коли станет тебе охота; а мне, да князю Пронскому, который в избе дожидается, веле но звать тебя; добром и милостью. — Эко завзятье, Петр-князь,—вздохнул Челяднин. — Тебе, что ль, уважить? Кафтан твой пожалеть?!. — Ну, веди в избу! — заметив недоумение на лице Серебряного и желая прервать разговор, озабо ченно и поспешно сказал Челяднин. — Пожалуй, боярин! —повел рукой Серебряный. —А ты остань ся, княжич!.. — сказал он Оболенскому. — Царь подъезжать станет— известишь. В темных сенях Челяднин споткнулся о порожец, чуть не упал, досадливо сказал Серебряному; — Како тут царь ходит?! — Ему мы светим. — ответил Серебряный и, отстранив Челядни на, стал искать на двери скобу. Тяжелая, разбухшая дверь, обитая поверх соломы рогожей, на тужно чвакиула. Густая, пахнущая потом, воском, дубленой кожей и сосновыми дровами теплота дохнула на Челяднина из широкого дверного проема. Первым увидел Челяднин Басманова. Тот сидел у дальней стены, как раз напротив двери, — прямой, насторожившийся, — глаза его сразу впились в Челяднина и остались на нем, как присосавшиеся пиявки. «Ишь втемяшился! — посмеялся в душе над Басмановым Че ляднин. — Как коза бодливая! А с чего бы вдруг! С тобой-то уж от родясь мне нечего было делить! Сынок твой в царских покоях лаго- аится, так сему мы не заздрим! Не царской любовью важны!-. Дал бог и шерсть и честь!.. Лизоблюдством не измышляем выставиться, и людям, и богу без зазрения в глаза глядим!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2