Сибирские огни, 1973, №9

одинаково были ненавистны ему — за то, что должны были пережшь его,— сцепились между собой, и кому-то уже не суждено пережить его. Ему было все равно кому — собаке или человеку, лишь бы только уви­ деть, узнать, утешить себя, что ты не одинок в своей обреченности. Андрей, догадавшись о чувствах отца, смелей заговорил с ним: — Поглянь, тять, любимый твой Узнай уж совсем ободрал мужи­ ка! Да дюжий, дьявол, не может он его завалить! Два раза на спину сигал!.. . — Завалит! — заговорил и средний сын, Дмитрий.— В загривок вцепится — быть ему на земле. Мужик отступал к городьбе, чтоб защитить себя хоть со спины, но пес, словно угадав его намерения, бросался на него то спереди, то сза­ ди — мужику никак не удавалось ни пришибить пса, ни приблизиться к городьбе. Мужик был ловок, силен — с рогатиной пошел бы на медведя, но сейчас ему даже полена не попадалось под руку. Голыми руками от­ бивался от пса. — Тять, а то кликнуть псарей?! — встревожился Андрей.— Узнай- то на волка натаскан... Старый Хворостинин только зашипел в ответ. Андрей больше не за­ икался... Мужик совсем изнемог от свирепых наскоков пса. Пес уже дважды сшибал его с ног, но мужику оба раза, и лежащему под псом, каким-то чудом удавалось уберечь свою глотку от ощеренных, дымящихся клыков. — В-трете уж не встанет! — горячил и себя, и отца Дмитрий. У старого Хворостинина глаза от напряжения наполнились слезами. Он всхрапывал, как сонный, давясь воздухом,— рот его был широко от­ крыт, на бороду скатывались густые слюни и застывали на ней длин­ ненькими сосульками. — А волка уж не возьмет,— сказал с сожалением Дмитрий.— Стар!.. В это время мужик поскользнулся, упал на бок, заломив под себя руку... Пес стремительно метнулся на него — под бурой шерстью скры­ лись голова мужика, грудь, руки, торчали только ноги, неподвижные, словно отсеченные. — Доконал,— сказал спокойно Дмитрий, но ноги мужика вдруг взвились вверх — он перевернулся через голову, подмял под себя пса. Рык пса стал глохнуть, прерываться... — Узнай...—тихонько простонал старый боярин. Лишь проводили масленицу, как снова взялся мороз. К третьему дню поста так настыло, что звон заутренних колоколов уже не расплы­ вался над землей, а улетал стремительно в небо и осыпался оттуда час­ тым щелком, словно по застывшему небу хлестали бичами. Старый Хворостинин, услышав этот странный звон, сказал своему домашнему дьячку, читавшему ему в спальне по утрам псалтырь: — По мне звонят... Ин как?! Будто в колоду горохом. — Студенно, батюшка,— извиняюще пропел дьячок. -— Исповедываться нынче буду. — Аки угодно, батюшка. — Кого призовем?.. — Кого повелишь, батюшка. Архангельского протоирея... — Гундос... Левкия — от Чудова... '— Левкий, батюшка, с царем на брани. — Жаль. Левкий исповедает — умирать не терпится. — От Успения — Перфилия... — Нет...