Сибирские огни, 1973, №9

гигерон», т. е. тип человека, выражающего темные, враждебные революции силы, раскрыть таящиеся в них опасности. Он спорит с теми, кто упрекал автора «Пови­ тели» в педалировании болезненных, пато­ логических начал. Для Ю. Мосткова «пато­ логия поведения» героя «Повители» Григо­ рия Бородина «определяется социальными мотивами», она — закономерное, логиче­ ское следствие характера «антигероя» — ин­ дивидуалиста и стяжателя. Производя по­ истине «клиническое исследование» его ду­ ши, писатель дает точный диагноз опасной для общества болезни. Сила романов А. Иванова для критика — в социальном оптимизме, освещающем даже самые страш­ ные страницы, в твердой вере, что тени не­ избежно исчезнут. Критику доступен глубинный подтекст слова. Название романа «Повитель» он расшифровывает в двух планах: Бородин опутан «повителью частного собственниче­ ства — коварным сорняком, высасывающим соки из любого растения, вокруг которого он обовьется». Но и сам Бородин, «всяче­ ские бородины,— та же повитель, и дело заботливого хозяина уничтожить это страш­ ное растение с грязноватым стеблем и мел­ кими листочками». В трактовке критика на­ полняется глубоким смыслом образ старой осокори в романе «Тени исчезают в пол­ день», символизирующий родину, ее не­ броскую красоту и несокрушимую силу. Из трех статей сборника менее удалась, на наш взгляд, та, что посвящена роману Константина Седых «Даурия». Она написа­ на более полутора десятка лет назад, ког­ да автор только входил в критику. И в этой статье есть свои удачи, свои «наход­ ки». Зорко замечены композиционные прин­ ципы романа. И сказано о них образно: «Каждый основной герой... подобно плане­ те, имеет своих «спутников». Сопоставле­ ние «Даурии» с «Тихим Доном», несмотря на в и д и м у ю оазномасштабность двух ро­ манов, позволяет не только услышать их «перекличку», но и понять различия в ре­ шении судеб центральных героев. Но в ста­ тье еше видна иногда 1профессиональная незрелость критика. Досадны критические штампы: «эпизод вырастает до большого обобщения», «осязаемая вещность подни­ мается до большого и убедительного обоб­ щения» Местами анализ проблематики ро­ мана затушевывается рецензионным пере­ виранием действующих лиц, одного за дру­ гим, так, что исчезает ощущение художест­ венного целого Заметим, кстати, что и в других статьях нет-нет, а встречаются рецензионные об­ щие места. «В произведении молодого про­ заика есть и просчеты» — сказано об «Ал- киных песнях» Анатолия Иванова. Но по­ чему бы не сказать о существе просчетов? Уместно ли в- таком случае ограничивать­ ся сакраментальной фразой: «...но они (не­ достатки.— Еф. Б.) отступают на второй план перед бесспорными достоинствами...» Наверное, и «второй план», куда застенчи­ во «отступают» недостатки, стоит разгово­ ра. Иногда хочется большего внимания кри­ тика к стилю своего письма. «Но здесь пи­ сатель поднимает вопрос поглубже...» — замечает он в статье об А. Иванове, Но ес­ ли поглубже, то уж не поднимает, а опус­ кает, что ли? В другом месте: « ... портрет достоверен, в нем нет ничего от рисунка дегтем». Но с каких пор дегтярные изобра­ жения стали точкой отсчета в оценке ху­ дожественной достоверности? «Вторая встреча» Ю. Мосткова вносит за­ метную лепту в создаваемую литературове­ дами Сибири историю литературы края. Она углубляет понимание романов Анато­ лия Иванова, что-то прибавляет к литера­ турному портрету Константина Седых и чуть ли не впервые открывает Вивиана Ити- на. Глубокая сосредоточенность на темах литературы Сибири, заметная во «Второй встрече», позволяет ждать новых встреч с ее автором, сулит новые открытия в ис­ тории литературы края и новые прочтения книг современных писателей. Еф. БЕЛЕНЬКИЙ. Русская литература 1870—1890-х годов. Сборник статей. Свердловск, 1972. Новый, пятый, сборник Уральского уни­ верситета объединяет статьи свердловских, томских, ленинградских литературоведов. Их усилия сосредоточились на освещении сложного и недостаточно изученного эта­ па отечественной литературы, который до сих пор остается дискуссионным. 70—90-е годы XIX в, особенно сложны, поскольку они знаменуют историческое перепутье в развитии русского критического реализма. Обновляясь, но отнюдь не «умирая», как это иногда утверждалось, критический реа­ лизм в это время демонстрирует новые воз­ можности, открывающие социальные и ху­ дожественные горизонты будущего. Этот момент нашел принципиальное освещение в сборнике. Статья И. А. Дергачева «Жанр легенды в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка и пу­ ти развития русской литературы» составля­ ет проблемный центр сборника, хотя она и посвящена как будто частному вопросу. Исследователь чутко уловил очень важную жанрово-поэтическую особенность произве­ дений не только Мамина-Сибиряка. но и многих русских писателей — Л. Толстого, Н. Лескова, В, Короленко и др. Вооруженнный отличным знанием мате­ риала, основываясь на солидной источни­ коведческой базе, ученый показал, что ле­ генды в творчестве знаменитого уральца не «фотографии» устных народных про­ изведений, а самобытные поэтические соз­ дания самого Мамина-Сибиряка. Поэтому весь этот материал уходит из сферы фольклорно-этнографической и включается в проблему метода. Приведя многие лите­ ратурные параллели и аналогии, И. Дерга- чев приходит на основе анализа сочинений Мамина-Сибиряка и других писателей к за­ ключению, что легенды, притчи, сказки оп­ ределенным образом воплощали идеалы ху­ дожников,— но идеалы не субъективно-ро